– Ты как будто хочешь сказать, что это плохая команда.
Банк улыбнулась уголками рта:
– «Тоттенхэм» – худшая из всех плохих команд, потому что они почти что хорошие. Ты вечно ждешь, что они станут лучшими, покажут класс. Вечно надеешься. Ты их любишь, а они изобретают все новые и новые способы тебя разочаровать.
Бритт-Мари кивнула, словно уловила в этом какую-то логику. Банк поднялась и закончила свою мысль:
– В этом смысле его дочь всегда была как его любимая команда.
Она поставила пустую бутылку на стол возле мойки и, не прибегая к помощи палки, прошла мимо Бритт-Мари в гостиную.
– Пиво вкусное. Спасибо.
В тот вечер Бритт-Мари долго-долго сидела на кровати. Потом поднялась и стояла на балконе, ждала полицейскую машину. Потом возвратилась на кровать. Она не плакала, не страдала – почти наоборот, ощущала что-то вроде энтузиазма. Только куда его приложить? Окна вымыты, пол отдраен, балконная мебель протерта. Но Бритт-Мари не сиделось на месте. Она насыпала соды в землю для цветов, пекарского порошка – на матрас. Потерла повязку, скрывающую белое пятно, которое раньше было скрыто обручальным кольцом. В этом смысле солярий дал желаемый эффект, хотя и не тот, какой планировался. Но с тех пор как она приехала в Борг, все идет не так, как планировалось.
И впервые со дня приезда Бритт-Мари признала, что это не так и плохо.
К тому времени как во входную дверь постучали, ей уже так долго и так сильно этого хотелось, что сначала она решила, что ей показалось. Тут постучали снова; Бритт-Мари спрыгнула с кровати и скатилась по лестнице, как полоумная. Это, конечно, совсем на нее не похоже и ни в коей мере не культурно – она не сбегала так вниз по лестнице с тех пор, как была подростком. Так бежишь, когда сердце успевает оказаться у входной двери раньше ног. На какой-то момент она задержалась, призвав остатки благоразумия, чтобы поправить волосы и разгладить невидимую складку на юбке.
– Свен! Я… – успела она начать, взявшись за дверную ручку.
И застыла, хватая воздух ртом. Чувствуя, как подгибаются ноги.
– Здравствуй, любимая, – сказал Кент.
24
«Воспитанные мальчики не целуются с красивыми девочками», – говаривала мать Бритт-Мари. На самом деле она имела в виду, что красивым девочкам не стоит целоваться с воспитанными мальчиками, поскольку не факт, что те окажутся в состоянии хорошо зарабатывать. «Мы молим Господа, чтобы Бритт-Мари нашла мужчину, который сможет ее обеспечить, иначе она окажется в сточной канаве, ведь девочка совершенно не приспособлена к жизни», – Бритт-Мари регулярно слышала, как мать говорит это по телефону. «Она мне послана за мои грехи», – говорила мать по телефону, если была трезвой, и напрямик Бритт-Мари, если успевала к тому времени выпить хереса.
Родители никогда не будут тобой довольны, если они потеряли твою сестру, которая во всех отношениях была лучше тебя. Бритт-Мари все равно делала все, чтобы угодить родителям. Но когда твой отец приходит домой все позже и позже, а под конец не приходит вовсе, когда мать от тебя вообще ничего не ждет, возможностей остается не очень много. И Бритт-Мари тоже научилась ничего не ждать.
Альф и Кент жили в ее подъезде, они ссорились, как ссорятся братья. Рано или поздно им понравилась одна и та же девушка, у братьев такое случается. Соперничали они за Бритт-Мари потому, что действительно оба влюбились, или потому, что одному брату всегда хочется того же, что другому, – она так и не поняла. Будь Ингрид жива, они бы, разумеется, стали ухаживать за ней, у Бритт-Мари не было иллюзий – не бывает иллюзий у человека, который привык жить в тени. Но юноши оказались настойчивы, хотя добивались ее внимания совершенно по-разному. Один был шумным, другой – застенчивым. Один хвалился, что заработает все деньги мира, другой дарил цветы. Один был с нею слишком жестким, другой – слишком вежливым, а Бритт-Мари не хотела разочаровывать маму. Поэтому выбрала жесткого, шумного, который похвалялся деньгами. И отвергла вежливого. Выбрала Альфа и отвергла Кента.
Кент, закрыв глаза, стоял на лестнице с букетом в руках, когда Бритт-Мари уходила с его братом, а когда вернулась, его уже не было.
С Альфом Бритт-Мари пробыла недолго. Помнится, он был скучным. Он уже тогда устал. Как устают победители, когда из них вытекает адреналин. Однажды утром Альф покинул ее, ушел в армию, и его не было несколько месяцев. В то утро, когда он должен был вернуться, Бритт-Мари впервые в жизни несколько часов провела перед зеркалом, примеряя новое платье. Мать коротко глянула на нее и сказала: «Ах-ха. Если ты решила выглядеть дешевкой, то добилась исключительных результатов». Бритт-Мари попыталась объяснить, что это модное платье; мать ответила, что Бритт-Мари не следует повышать голос, если она не хочет выглядеть дурой. Бритт-Мари попыталась объяснить тихо, что собирается встретить Альфа на вокзале, сюрпризом; мать фыркнула: «Приятный сюрприз, ничего не скажешь!» Она оказалась права.
Бритт-Мари явилась на вокзал в старом платье, со взмокшими ладонями; сердце стучало, как лошадиные копыта по булыжнику. Она, конечно, слышала, будто у солдата в каждом порту есть девушка, но не думала, что это относится и к Альфу. По крайней мере, не предполагала, что у него окажется две девушки в одном порту.
Всю ночь она сидела на кухне и плакала в полотенце; наконец мать встала с кровати и устроила ей разнос из-за шума. Бритт-Мари рассказала, как видела Альфа с другой девушкой. Мать коротко кивнула: «Ах-ха. Сама выбирала, так чего же ты хочешь? А я говорила тебе выбрать другого брата – того, приличного, как там его? Кент?»
Потом мать снова легла. На следующий день она встала позже обычного. А под конец и вовсе перестала вставать. Вместо того чтобы учиться дальше, Бритт-Мари нанялась официанткой, чтобы оплачивать счета. Относила ужин в спальню матери, которая прекратила разговаривать, но время от времени находила в себе силы произнести: «Ах-ха, ну да, официантка. Приятно, наверное, думать, что ты теперь с родителями в расчете за те условия, что они тебе создали, и больше ничего им не должна. Учиться дальше тебя не устраивает, тебе больше нравится сидеть дома и проживать мои сбережения». Со временем в квартире становилось все тише и тише. Наконец настала абсолютная тишина. Бритт-Мари мыла окна и все чего-то ждала.
И вот однажды в подъезде появился Кент. На следующий день после похорон матери. Рассказал про свой развод, про своих детей. Бритт-Мари так давно этого хотелось, что она решила – это сон, а когда Кент улыбнулся ей, то словно луч солнца коснулся кожи. И она стала видеть его сны, мечтать его мечты. Жить его жизнью. Потому что у нее это хорошо получалось, а людям нравится делать то, что у них хорошо получается. Мы хотим, чтобы кто-нибудь знал: мы здесь. Что мы что-то значим.
И вот теперь Кент стоял на ее пороге в Борге, с цветами в руках. Он улыбался, и солнце грело ей кожу. Как откажешься вернуться к прежнему, когда ты понял, как тяжко дается новое? Как не возвратиться к привычной жизни, когда узнал, каких трудов стоит начать все сначала?
