– Еще что-нибудь? – спросила она, хотя на самом деле это было «спасибо».
– Нет, нет, ничего, ничего. – Свен снова надевал фуражку.
– Тогда спасибо, – сказала Бритт-Мари, хотя на самом деле это было «до свидания».
Свен, застенчиво кивнув, повернулся к двери. Он уже прошел полдороги до машины, когда Бритт-Мари, сделав вдох и откашлявшись, произнесла – лишь слегка громче, чем обычно:
– За то, что подвезли. Благодарю вас… да, я хотела сказать – тебя… вас за то, что подвезли.
Свен обернулся, его лицо посветлело. Бритт-Мари поспешно захлопнула дверь, пока ему не пришло что-нибудь в голову.
Банк поднималась по лестнице. Палка ей нужна была больше для опоры, чем для ориентации в пространстве. Бритт-Мари ковыляла следом, прижимая к животу балконные ящики и сумку. Банк обвела рукой двери на втором этаже.
– Туалет. Раковина. Есть будете где-нибудь еще, я не хочу, чтобы в доме воняло стряпней. Днем сидите подальше отсюда, в дом будет приходить маклер и покупатели, смотреть дом, – процедила она.
Бритт-Мари обратилась к ней как можно дипломатичнее:
– Позвольте принести вам извинения за мое вчерашнее поведение. Я не знала, что вы слепы.
Банк проворчала что-то сквозь зубы и уже собралась спуститься по лестнице, но Бритт-Мари еще не закончила.
– Однако я хотела бы заметить, что вы не можете ожидать от окружающих осведомленности о вашей слепоте, когда вас видят только со спины, – со всей доброжелательностью заметила она.
Ворчание Банк стало нетерпеливее. Бритт-Мари спускалась следом за ней по лестнице, и говорила все громче:
– У меня нет предрассудков! Если бы меня уведомили, что вы слепы, я бы, разуме…
– О господи боже, да не слепая я! – рявкнула Банк.
– Хм? – изумленно произнесла Бритт-Мари.
– У меня ослабленное зрение. Вблизи я отлично вижу.
– Насколько вблизи? – уточнила Бритт-Мари.
– Я вижу собаку. Собака видит все остальное. – Банк указала на собаку, лежавшую в метре от лестницы.
– В таком случае вы практически слепы, – констатировала Бритт-Мари.
– Я это и сказала. Спокойной ночи.
– Ах-ха. То есть вы не полностью слепы? Вы сказали, что не слепая, зна…
– Спокойной ночи! – простонала Банк.
– Я, разумеется, не цепляюсь к словам, ни в коем случае, но я точно слышала, что вы сказали «слепая». У меня, знаете ли, отличный слух. Мой врач гово… – не унималась Бритт-Мари, отчего вид у Банк стал как у человека, всерьез обдумывающего, не пробить ли стенку лбом.
– Когда я говорю, что слепая, людям совестно донимать меня расспросами. А если сказать, что у меня слабое зрение, они начинают талдычить насчет того, чем слабое зрение отличается от слепоты. Так что спокойной ночи! – заключила Банк, продолжая спускаться по лестнице.
– Я не талдычу! – возразила Бритт-Мари ей в спину.
– Я заметила, – вздохнула Банк.
– Позвольте спросить, зачем вам собака, темные очки и палка, если вы не слепая? – спросила Бритт-Мари. Банк, судя по виду, хотелось свернуться клубочком и зажать уши.
– Свет раздражает глаза. А собака у меня была еще до проблем со зрением. Блин, да это самая обычная собака. Спокойной ночи!
Собака с недовольным видом остановилась посреди лестницы.
– Ну а палка? – поинтересовалась Бритт-Мари. Банк терла виски.
– Это палка не как у слепых, это прогулочная трость. У меня колени болят. К тому же удобная вещь, когда тебе пройти не дают.
– Ах-ха.
Банк палкой отодвинула собаку.
– Деньги вперед. Никакого кредита. И днем я не хочу вас тут видеть. Спокойной ночи.
– Позвольте спросить, когда, по вашим предположениям, дом может быть продан? – спросила Бритт-Мари.
– Как только найдется придурок, который захочет жить в Борге.
Бритт-Мари осталась стоять на верхней ступеньке. Банк с собакой скрылись. Лестница казалась пустынной и пугающе бесконечной.
– У меня создалось впечатление, что вашему отцу в Борге нравилось. Значит, в этом поселке есть что-то, что можно любить! – крикнула она вниз.
Банк не отвечала.
– И я не талдычу! – сочла необходимым повторить Бритт-Мари.
Банк выругалась сквозь зубы. Потом за ними с собакой хлопнула входная дверь. Дом затопила тишина.
Бритт-Мари огляделась. Понятно, что гигиеной ни отец Банк, ни сама Банк себя не утруждали. Просто оба дикари, а никаких предубеждений у Бритт-Мари нет. Ни против мертвых, ни против слепых. Ни против людей с ослабленным зрением. Или какие они там. В окно было видно, как Банк и собака удаляются по улице. Снова начался дождь. Полицейская машина уехала. Мимо проехал один-единственный грузовик. И – тишина. Бритт-Мари озябла изнутри.
Она сняла постельное белье, посыпала матрас пекарским порошком. Достала из сумочки список. Пусто. Ни одного пункта, напротив которого можно поставить галочку. Темнота вползала в окна, обволакивая со всех сторон. Зажигать свет Бритт-Мари не стала. Порывшись в сумочке, нашла платок, стояла и плакала в него. Чтобы не садиться на матрас, пока он не отчистился как следует.
Дверь она заметила уже после полуночи. Расположенная рядом с окном, дверь вела в никуда. Бритт-Мари было так трудно поверить в то, что она видела, что пришлось сначала взяться за «Факсин» и перемыть все окна и стекло в двери настолько тщательно, насколько это можно сделать в темноте; только тогда она осмелилась дотронуться до дверной ручки. Ручка не поддалась. Бритт-Мари потянула ее что было сил, повисла на ней всем своим невеликим весом. На какой-то быстротечный миг, глядя на мир за стеклом, она вдруг вспомнила Кента и его слова, когда у нее что-нибудь не получалось. Это непостижимым образом сподвигло ее на последнее яростное усилие. Ручка дрогнула, Бритт-Мари отлетела назад через всю комнату, а в распахнутую настежь дверь ливанул дождь. Прямо на пол.
Бритт-Мари сидела, привалившись к кровати и тяжело дыша, и смотрела в открывшийся проем.
Там был балкон.
14
Балкон все меняет.
Было шесть часов утра, и Бритт-Мари переполнял неведомый прежде энтузиазм. А вот душевное состояние Личности скорее выглядело как похмелье и некоторое раздражение. Потому что Бритт-Мари разбудила ее в шесть утра, постучавшись в дверь пиццерии и с энтузиазмом спросив, нет ли у нее дрели. Личность открыла, похмельная и немного раздраженная, и довела до сведения Бритт-Мари, что пиццерия, включая прочие находящиеся в этом помещении производственные и торговые точки, в это время суток закрыта. Тогда Бритт-Мари исключительно благожелательно поинтересовалась, почему в таком случае Личность находится в пиццерии? Бритт-Мари представляется, что проживать в помещении пиццерии не слишком гигиенично. Личность объяснила, как могла, не открывая глаз и с фрагментами еды на кофте – которые то ли не добрались до рта, то ли тем или иным образом ушли обратной дорогой, – что она «слишком нагрузилась» вчера после матча, чтобы ехать домой. Бритт-Мари одобрительно кивнула и сказала, что, по ее мнению, это разумное решение, потому что садиться за руль в состоянии опьянения нельзя. И даже не посмотрела на инвалидное кресло, ни в коем случае, ведь Бритт-Мари лишена предубеждений.
