Живопись, рисунок приходили на помощь рассказу, но они же помогали де Брюину путешествовать. Где бы ни оказывался художник-путешественник, он выполнял заказные работы и главным образом портреты. Значит, он вполне мог написать и чету Долгоруких, если только при каких-то обстоятельствах встреча с ними состоялась.
Казалось бы, простая справка из биографии художника, но в том-то и дело, что биографии де Брюина в науке, по существу, нет. Де Брюином занимались географы — когда, куда ездил, что видел, — и о нем почти забыли историки искусства: слишком необычна для художника вся его жизнь.
Восьмилетнее путешествие по Ближнему Востоку закончено, и словно утолив жажду странствий, де Брюин возвращается к занятиям живописью. Следующие восемь лет он безвыездно в Венеции, в мастерской известного живописца Карло Лотти, сначала учеником, потом помощником.
И новый поворот в жизни художника. Неожиданно бросив многочисленные заказы и заказчиков, де Брюин уезжает в Гаагу и целиком уходит в работу над книгой. В 1698 году в Дельфте выходит его «Путешествие по Малой Азии», снабженное тремястами картинами-иллюстрациями автора. Созданию этого необычного отчета было отдано пять лет. А вот дальше — дальше на жизненном пути де Брюина становится Россия.
Все получилось просто. Модный лондонский живописец Г. Кнеллер почти одновременно пишет портреты разъезжающего по Европе в составе так называемого Великого посольства Петра I, скрывавшегося под именем десятника Петра Михайлова, и ставшего исключительно популярным де Брюина. Петр не может остаться равнодушным к популярности путешественника, и через посредство того же Г. Кнеллера «летучий голландец» узнает, что его приезд в Россию был бы встречен очень доброжелательно.
Интересовала ли де Брюина вначале собственно Московия? Но именно через нее пролегала сухопутная дорога на Восток, так неудержимо манивший путешественников XVII века. И вот в сентябре 1701 года де Брюин высаживается в Архангельске, имея конечной целью добраться до Персии и даже островов Индийского океана. Меньше всего он мог предполагать, что пребывание в Московии затянется для него на целых два года.
«По возвращении моем, после девятнадцатилетнего странствия, в мое отечество, мою овладело желание увидеть чужие страны, народы и нравы, в такой степени, что я решился немедленно же исполнить данное мною обещание читателю в предисловии к первому путешествию, совершить новое путешествие чрез Московию в Индию и Персию… Главная же цель моя была осмотреть уцелевшие древности, подвергнуть их обыску и сообщить о них свои замечания, с тем вместе обращать также внимание на одежду, нравы, богослужение, политику, управление, образ жизни…
…Земля, находившаяся у нас теперь в правой стороне, была берег Лапонии (Кольский полуостров. — Н. М.)… В этой стране есть цепь гор не особенно высоких и почти всюду равной высоты, идущих вдоль моря; цвет этих гор с виду рыжеватый, а почва бесплодная. Во многих местах горы эти покрыты снегом, накопляющимся в расселинах… Наконец, 30-го вошли мы в так называемое Белое море… Утром 31-го нас было всего 21 судно, именно: 11 Голландских, 8 Английских и 2 Гамбургских корабля.
…Что до города Архангельска, то он… расположен вдоль берега реки на 3 или 4 часа ходьбы, а в ширину не свыше четверти часа. Главное здание в нем — Палата или двор, построенный из тесаного камня и разделяющийся на три части. Иностранные купцы помещают свои товары и сами имеют для помещения несколько комнат в первом отделении… Здесь же помещаются и купцы, ежегодно приезжающие сюда из Москвы и выжидающие отъезда последних кораблей, возвращающихся в свое отечество, что бывает обыкновенно в октябре месяце.
Входя в эти палаты, проходишь большими воротами в четырехугольный двор, где по правую и левую стороны расположены магазины. Во второе отделение вход через подобные же ворота, где находится другая палата, в конце которой находится Дума со множеством покоев. Третьи ворота ведут опять в особую палату, назначенную для товаров русских людей, в которой и купцы, хозяева этих товаров, имеют помещения для себя.
Кремль, в котором живет Правитель (воевода), содержит в себе лавки, в которых русские во время ярмарки выставляют свои товары. Кремль окружен бревенчатой стеной.
Что до зданий, то все дома этого города построены из дерева. Стены в этих зданиях гладкие, обшитые красивыми тоненькими дощечками. В каждой комнате обычно одна печь, затопляемая снаружи. Печи эти большею частию очень большие и устроены таким образом, что не только не портят, напротив, составляют украшение комнаты, так как они очень изящно сделаны.
Относительно зданий ничто мне не показалось здесь таким удивительным, как постройка домов, которые продаются на торгу совершенно готовые, так же как покои и отдельные комнаты. Дома эти строятся из бревен или древесных стволов, сложенных и сплоченных вместе так, что их можно разобрать, перенести по частям куда угодно и потом опять сложить в очень короткое время». «Летучий голландец» не был заурядным путешественником. Подготовиться к встрече с новой страной значило для него проштудировать всю существующую литературу о крае и народе, собрать все возможные сведения, но при всем том, по его собственным словам, «строго держаться истины и описывать только то, что он сам видел и дознал на месте». Четыре месяца де Брюин посвящает изучению жизни «самоедов», затем вида, уклада и быта русских городов. Холмого-ры, Вологда, Ярославль, Ростов Великий, посад Троице-Сергиева монастыря, наконец, в канун нового, 1701, года Москва.
Де Брюин отмечает, что для путешествия по Московии нужно иметь собственные сани или возок — наемные ямщики располагают только лошадьми, что эти сани ввиду необычайной протяженности дорог имеют совсем особое устройство — своего рода ящика, обитого изнутри рогожей, кожей и сукном от снега и сырости. Ездок укладывался в такие сани как в постель, накрываясь ворохом шуб и специальной кожаной полостью. Ехали со скоростью не более пяти верст в час, переменяя каждые 15 верст лошадей. Де Брюина поражает красота монастырей, каждый из которых, по его оценке, представляет могучее фортификационное сооружение, и то, что в самых далеких северных городах можно найти творение рук итальянских зодчих, каким он считает вологодский собор. Москва встречает его необычайно пышными и красочными приходившимися на новогодние дни празднествами.
«Царь [Петр I] впереди всех ехал на величавом черном коне. Платье на нем было из золотой парчи, самой великолепной: верхний кафтан был испещрен множеством узоров различного цвета, а на голове у него была высокая красная шапка, на ногах же желтые сапоги. Конь его в богатейшей упряжке покрыт был прекрасным золотым чепраком, а на передних ногах его блестели серебряные кольца шириною в четыре пальца».
Внутреннее убранство московских домов средней зажиточности мало чем отличается от западноевропейских, зато дома придворных и вовсе затмевают богатством дворцы итальянских герцогов. Чего стоит один дом Франца Лефорта.
«Это было громадное каменное здание в итальянском вкусе, в которое нужно было всходить по лестнице с правой и левой стороны по причине большого протяжения самого здания. В нем были великолепные комнаты и прекраснейшая зала, покрытая богатыми обоями, в которой собственно и праздновалась свадьба. Для умножения великолепия было принесено заблаговременно множество серебряных сосудов, которые и были выставлены для обозрения на приличном им месте. Так стояли два громадные леопарда на шейной цепи с распростертыми лапами, опиравшимися на щиты с гербом, и все это было сделано из литого серебра. Потом большой серебряный глобус, лежащий на плечах Атласа из того же металла, и сверх того множество кружек и другой серебряной посуды, часть которой была взята из царской казны».
