Он еще раз вытер лоб платком.
– А Сандро, о котором мы ведем речь, человек не только беспокойный, но и непредсказуемый. Взять хотя бы эту историю, о которой долго судачили: по соседству с домом Боттичелли поселился некий ткач и наполнил свой дом станками сообразно своему ремеслу. В работе они издавали ужасный грохот и стук, так, что, говорят, дом Сандро трясся от основания и до крыши. Боттичелли просил ткача сделать что-нибудь, чтобы не было такого грохота и тряски, ибо ни работать ни жить в его доме стало нельзя. Но сей ткач говорил, что в своем жилище он волен делать все, что ему заблагорассудится. Что бы сделал нормальный гражданин в этом случае? Он подал бы жалобу на соседа, затеял бы с ним тяжбу и все свершилось бы, как полагается. А что сделал Сандро?
– Стал в ответ грохотать чем-нибудь у себя дома? – предположила Жанна.
– Нет! – взмахнул рукой благодетель. – Он, представьте себе, взгромоздил на ограду, разделяющую его дом и дом ткача, громадный камень. Да так неустойчиво, что от малейшего сотрясения этот камень мог упасть, проломить крышу дома ткача, его потолок и сломать станки. Перепуганный ткач прибежал к Боттичелли, но тот ему ответил, что в своем доме он тоже волен делать все, что ему заблагорассудится.
Жанна засмеялась.
– Нет, мастер Гирландайо не таков! Как работы его строго выдержаны в духе лучших творений флорентийских мастеров, так и сам мастер отличается постоянством нрава, скромностью и богобоязненностью. Хотя, припоминаю, была и с ним одна история… Госпожа Жанна, я не надоел Вам со своими разговорами?
– О нет, господин маркиз! – запротестовала Жанна. – Ничто так не скрашивает дорогу, как интересная беседа!
Благодетель продолжал.
– Это произошло после возвращения мастера Доменико из Рима, где он трудился над росписью капеллы по заказу папы Сикста IV.
Он проявил себя столь искусным художником, что один из уважаемых флорентийцев, живущих в Риме, если мне не изменяет память, мессир Франческо Торнабуони, а это знатный и славный род, ведь жена знаменитейшего покровителя искусств, правителя Флоренции Лоренцо деи Медичи, донна Лукреция, как раз из рода Торнабуони, ну так вот, господин Франческо, восхищенный талантами мастера, порекомендовал Доменико своему родственнику, господину Джованни.
У господина Джованни был прекрасный заказ для мастера Гирландайо, но дело осложнялось вот чем: господин Джованни хотел увековечить свое имя, расписав капеллу Санта Мария Новелла, что находится в монастыре братьев проповедников.
Из-за плохой крыши над сводом старая роспись была уничтожена дождями. Но патронат над капеллой в течение нескольких принадлежал семейству Риччи. Риччи средств на восстановление капеллы не имели, но и уступать эту работу никому не жалели, чтобы не потерять право патроната и право помещения там своего герба.
Господин Джованни с жаром взялся за преодоление этого препятствия и после долгих переговоров договорился с семейством Риччи, что помимо всех расходов на роспись, он выплатит им определенную сумму и поместит герб Риччи на самое почетное место, какое только есть в капелле.
Был составлен подробнейший договор с изложением всех условий и мастер Доменико приступил к работе.
Господин Джованни заказал ему заново написать фрески с теми же историями, что были изображены там раньше.
Над капеллой мастер Гирландайо трудился четыре года и, наконец, исполнил все наилучшим образом. В картины из жизни Богоматери и евангелистов он искусно ввел фигуры своих учителей, знакомых и других достойных этой чести людей. Не забыл он, конечно, написать и господина Джованни, и его уважаемую супругу.
Перед капеллой на столбах он по заказу господина Джаванни сделал большие каменные гербы семейств Торнабуони и Торнаквинчи. В арке он поместил гербы фамилий, ответвившихся от названного семейства. А в самой капелле он поставил великолепнейший табернакль для святых даров. На фронтоне этого табернакля он и поместил щиток с гербом Риччи, но величиной этот щиток был в четверть локтя!
– Неужели? – засмеялась Жанна.
– И когда капеллу открыли, госпожа Жанна, то Риччи явились одними из первых и стали разыскивать свой герб. Но не обнаружили его и отправились в Совет восьми, размахивая договором.
Но призванный к ответу господин Джованни заявил, что все сделано как раз в точном соответствии с договором и герб помещен на почетнейшем месте, какое только может быть – подле святых даров. А то, что его не видно – в договоре размеры герба не оговаривались.
Магистрат решил, что условия договора соблюдены и повелел оставить все, как есть.
Но! – поднял палец благодетель – Заметьте, дорогая госпожа Жанна, что всю эту затею мастер Гирландайо проделал по строгому согласованию с господином Джованни и сей поступок был скорее всего замышлен самим Торнабуони и лишь блистательно исполнен Гирландайо!
Благодетель закончил сравнение двух художников, но, видимо, эта тема затронула какие-то струны в его душе, потому что он помолчал, а потом добавил:
– И еще, госпожа Жанна, я никак не могу одобрить пристрастие мастера Боттичелли к языческим богам. Конечно, новые времена несут в себе изменение нравов, и то, о чем наши деды даже помыслить нем могли, теперь представляется вполне естественным, но все же мне кажется, что если ограничиться изображением христианских святых, Господа нашего Иисуса Христа и Пречистой Девы, ни какого худа, кроме пользы не будет. А какие-то Венеры, Флоры, Бореи, Марсы и прочие новомодные персоны – все это от лукавого, высокому искусству они не нужны.
* * *
Характер благодетеля после этой беседы стал Жанне намного понятнее.
«В сущности, – разочарованно подумала она, – можно было и не городить огород с превращением Жаккетты в Нарджис. С маркизом вполне можно договориться и так. Немного перестраховалась».
Не подозревающий о ее думах благодетель заявил:
– Я безумно рад, дорогая госпожа Жанна, что Ваш божественный облик и милый образ госпожи Нарджис мастер Доменико запечатлеет на полотне!
– Я тоже рада, – склонила голову Жанна.
Но ей почему-то страстно захотелось, чтобы ее нарисовал сумасброд Боттичелли…
ГЛАВА XIII
Они добрались до Флоренции. И, не откладывая дела в долгий ящик, направились сразу к художнику.
Мастерская Доменико Гирландайо Жанну разочаровала.
Там было тесно. Помимо самого мастера находилось большое количество подмастерьев, постоянно приходили и уходили люди.
Сам художник выглядел усталым.
Чувствовалось, что вся эта суета вокруг его утомляет и он с гораздо больше охотой находился бы сейчас в каком-нибудь храме, спокойно занимаясь росписью стен.
Мастер Доменико казался старше своих сорока лет.
Жанне не понравилась та быстрота, с какой художник сделал ее карандашный набросок на картоне.
