Но никому и дела не было до терзаний «французской принцессы».
Усадьба жила отражениями ожиданий шейха.
С каждым днем ожидание становилось все гуще и гуще, словно дым из лампы Ала ад-Дина, в котором вот-вот должен быть возникнуть джинн.
* * *
– Господин тебя зовет! – загадочно сообщил Абдулла Жаккетте.
Жаккетта не без опаски пошла за нубийцем.
С чего бы это шейху вздумалось вызывать ее посреди бела дня?
Последнее время, особенно после того, как он снес голову привезенному в ковре человеку, шейх предпочитал проводить время один, либо неподвижно сидя у накрытого столика и не притрагиваясь к еде, либо упражняясь в метании острого тонкого кинжала.
…Они вошли в шатер.
Шейх сидел на своем обычном месте и держал в руках небольшой, украшенный перламутром ящичек.
– Господин хочет дарить Хабль аль-Лулу шанбар! – величественно сообщил Абдулла, с таким видом, словно это он делает подарок.
– Передай Господину, что его невольница благодарит за такую милость! – церемонно ответила Жаккетта, гадая, что это за шанбар такой.
– Шанбар – это полный набор украшений из серебра, который должен иметь женщина, – угадал ее мысли Абдулла.
«Серебро-о…» – разочарованно подумала Жаккетта, стараясь, чтобы это разочарование было незаметно. – «Что-то не видно золотого браслета, для которого Фатима меня готовила…»
Абдулла, видимо, читал ее мысли на лету.
– Серебро – священный металл! – веско сказал он. – Такой украшение дороже золотой. Он беречь от болезней, войн и стихий. Его делал большой мастер из Иерусалима. Специально для Господин. Господин хотел, чтобы ты был здоровый и счастливый. Ты сильно греешь его сердце!
Таких слов про себя Жаккетта еще не слышала. Она искоса взглянула на шейха, – глаза его улыбались.
Жаккетта покраснела от пяток до ушей. Теперь даже украшения ей были не нужны – да за такие слова она сама бы, что у ней было ценного, отдала бы шейху!
– Снимай свой побрякушки! – Абдулла потянул с ее руки браслет.
Жаккетта послушно сняла ожерелья, браслеты, цепочки, сережки.
Шейх достал из коробочки первое ожерелье.
Абдулла принял его от господина и надел на Жаккетту, поясняя:
– Это кирдан. Ожерелье на шею.
Шейх протянул ему другое ожерелье из нанизанных одно за другим серебряных зернышек.
– Это шаира, – объяснил Абдулла.
Следующим украшением была цепочка со подвеской в виде квадратной коробочки. Коробочка была украшена красивым узором из ярко-голубой бирюзы и красных кораллов. Снизу были подвешены гроздья круглых бубенчиков.
– Это хирз, – продолжал объяснять Абдулла.
– А коробочка что? – тихонько спросила Жаккетта, пальцем трогая бубенчик.
– Это твой амулет, который убережет от беды.
Шейх вынул из шкатулки узенький, тоненький, гладкий браслет.
– Сахиб, – надел его на запястье Жаккетты Абдулла.
Потом два браслета, которые были значительно шире и украшены бирюзой и чернеными узорами.
– Мхаббир.
За мхаббирами последовал браслет в виде двух перевитых шнурочков.
– Мабрум, – подогнал его по руке Жаккетты Абдулла.
Шейх вынул два ножных браслета, серьги и кольца.
– Это хильхаль – принял браслеты Абдулла. – В шкатулке остался цепочка, который ты будешь закреплять шапочку. Зирак называется.
Абдулла помог Жаккетте надеть ножные браслеты, отступил в сторону, осмотрел ее и остался доволен.
– Когда Господин дарит для ты этот набор, он показывает, что Аллах наделил его величайший терпение! – сказал он.
– Почему? – тут же простодушно купилась на шутку Жаккетта.
– Потому что когда перед любовь ты будешь снимать все эти цепочки и колечки, луна пройдет по небу половину пути, отмеренный ему Аллахом на ночь! – расплылся в улыбке Абдулла.
Шейх тоже улыбнулся.
Абдулла достал из-за подушек арабскую короткую лютню – Жаккетта уже знала, что она называется «уд».
– Господин просить ты потанцевать.
Под чуть печальную мелодию, извлекаемую Абдуллой из инструмента, Жаккетта кружилась на ковре, позванивая новыми украшениями.
Ей было приятно и немного грустно: даже это развлечение не вытеснило из души шейха напряженного ожидания.
Он видел и не видел танцующую Нитку Жемчуга.
Что-то, что сильнее всех радостей мира, давило на его сердце.
Жаккетта звенела бубенчиками, улыбалась, стреляла в сторону шейха глазами, но понимала, что все это напрасно. Снять эту боль с сердца ей не дано.
* * *
Что никогда в жизни не видела Жаккетта – это Абдуллу в ярости.
Но сегодня, похоже, был именно такой день.
Утром он, великолепно одетый, с роскошной саблей на боку, гораздо более раззолоченной, чем скромный шамшир шейха, важный и надменный уехал на холеном муле в город.
И вернулся серым от гнева. Причем гнев этот нубиец всеми силами старался не показать. Значит, оскорбили не Господина в его лице, а именно Абдуллу.
Жаккетта все заметила сразу и заманила нубийца к себе в комнату. Интересно ведь, чем его обидели!
В комнате из Абдуллы, как из проснувшегося вулкана, хлынул поток яростных слов.
– Этот шайтан, сын шайтана, смеет оскорблять Абдуллу! Свободные люди! Аллах, да разметает его лавку по кусочкам! Свободные люди! Свободные люди! Аш-шайтан! Мамлюки правят этим стадом ослов и он сметь драть нос, да будет плешивым его борода! Свободные люди!
– Что с тобой? – Жаккетта дождалась, когда Абдулла чуть-чуть успокоился. – Попей водички!
Абдулла послушно принял чашу и большими глотками осушил. Постепенно он успокоился и стал нормального темного цвета.
– Смешно! – сказал он. – Почему я все рассказываю ты, женщина?
– Потому что я твой друг! – Жаккетта забрала у него чашу. – Сам знаешь.
– Знаю! – согласился Абдулла. – Это нельзя быть, но это есть.
– Не может быть, ты хочешь сказать? – прищурилась Жаккетта. – Почему не может? У меня много друзей и я их люблю.
– Ты счастливый! – вздохнул Абдулла. – Живешь в своем мире, совсем другом. Не может быть много друзей. Есть господин над ты, есть ты – господин над другими людьми. Друг – один, два. Кто не хочет занимать твой место и делить твой имущество.
– У меня нет имущества и место мое занять трудно, – засмеялась Жаккетта. – Зато друзей дома много. А здесь ты. Помнишь, ты в Нанте кричал, что на корабле твои друзья? А?
