Ну так про катер. Это товарищ Жуков пожаловал по мою душу.
— Сидишь в своей Тмутаракани, как барсук в норе, ничего не знаешь, — сказал он мне вместо «здрассте». — А дружок твой знатных люлей навешал сам знаешь кому. Япона-мать он им сделал с козьей мордой. И ястребки Поликарповские себя там хорошо показали — всего четыре штуки и успели сделать, но небо они расчистили. Лётчики от восторга потолок обоссали… — Георгий Константинович смущённо посмотрел на внимающих его речам мальчишек.
— Мы тоже умеем ругаться, — «ободрил» его младший. — Когда папа не слышит. Но вас он за нехорошие слова драть не станет. Садитесь и ешьте, — добавил он строго, подавая гостю ложку.
Уха определённо получилась — всю слопали. А потом… разговаривали мы с глазу на глаз, пока мои мальчишки учили адъютанта управляться с парусом.
* * *
— Ты, это, Иван Сергеевич! Говорят, можешь предсказывать будущее. Так вот — не верю я ни в какую чертовщину, — заявил мне Георгий Константинович для разминки и чтобы сразу стало понятно, чего он добивается. — И ППТ мы на вооружение приняли после того, как Токарев снабдил его штыком.
— Каким штыком? — взвился я. — А куда девали подствольник?
— Никуда не девали — в него как раз рукоятка и вставляется. Хотя, обычно этот кинжал носят в ножнах на ремне.
— Так, — говорю, — рукоятка получается слишком тонкая на мужскую руку. Двадцать же шесть всего миллиметров четвёртый калибр. Бойцам ведь не колбаску придётся резать, а фрицев.
— Отстал ты совсем от жизни. Тридцать семь уже. И автоматический гранатомёт приняли на вооружение и тихострелку Таубинскую МП-3. Танки лёгкие горьковские вместе с самоходкой тоже поставили на производство.
— С самоходками торопиться не надо, — остановил я собеседника. — Они больше годятся для наступательных операций и применяются совместно с пехотой. А поначалу нам придётся отступать и отбиваться. Ты уж, Георгий Константинович не выдай, поспоспешествуй чтобы поначалу сделали побольше машин с вращающейся башней. Немец, он окружать большой мастер.
— Да что ты говоришь! Неужто так сильно вдарят, что вкруговую придётся отстреливаться? — подхватил мой тон Жуков. Явно ведь пытается выведать у меня детали.
— Страшной силы будет натиск. Ни о чем, кроме обороны и подумать не сможем. Разве что, под Перемышлем… — неожиданно всплыл в памяти малоизвестный факт о коротком наступлении в начальный период Отечественной. — Но всё это большого успеха иметь не будет, потому что неприятель станет дробить нас танковыми клиньями, окружать пехотными частями и утюжить бомбовыми ударами.
— Вань! Я не волшебник. Не поверят мне, хотя я и сам представляю себе похожую картину. У нас ведь господствует наступательная доктрина — драться отступая войска не обучают, а при современной артиллерии и авиации стоять насмерть, это и есть стоять насмерть. Приказы же начальства в армии принято исполнять, а за упаднические настроения по головке не погладят. Сам, небось, знаешь, где сейчас «отдыхают» все военачальники, несогласные с линией партии.
— Вот ужо погоди, — не подумав ляпнул я, — как прижгет-то хвосты нам немец, так мигом всех повыпускают, звания вернут и поставят командовать дивизиями. А послушные да согласные в военную годину станут свои разбитые части волочь на соединение с основными силами, теряя бойцов на преодолении заслонов, вместо того, чтобы сразу начинать партизанить.
Посмотрел на меня Жуков шальным взглядом, да и заторопился к катеру. Дела у него, оказывается, неотложные. А на меня он вроде как случайно натолкнулся, а не разыскивал, послав истребители прочёсывать пойму — она тут шириной километров сорок.
— Стой, — кричу ему вслед, — товарищ генерал! Нельзя из подствольника пушечным снарядом пулять! Отдача бойцам сразу плечи поотбивает!
— Ты не умничай, сварщик. Чай, не глупее тебя люди думали, — а потом, вроде как спохватился. — Заказали разработку специальной гранаты под такое дело. На конкурсной основе.
— А сигнальные ракеты тоже теперь будут тридцатисемимиллиметровые, кителёк ты военненький?
Жуков поглядел на меня и вернулся. Думал — драться полезет. Так я был готов, потому что разозлился страшно. Видать он тоже это понял. Или что другое сообразил:
— А что, — спросил, — из них и ракеты пускают? Из подствольников? Но ведь граната выходит маломощная.
— Какую можно выстрелить с рук, такая и выходит. А мощные со станка нужно выпускать. И вообще, того, кто это вредительство выдумал, неплохо бы разыскать.
* * *
Провожал глазами удаляющийся катер и пытался понять извивы начальственной мысли. То, что я помню из сведений о войне в будущей жизни, и то, что наблюдаю теперь, порождает в моей душе уверенность, будто где-то в верхних эшелонах власти сидит хитрая вражина и нарочно устраивает пакостную неразбериху буквально во всём подряд. Или в том, до чего способна дотянуться.
Какую неразбериху, спросите. Да самую невинную. Я всей картины не знаю, но то, что приметил, расскажу. Вот сделал Таубин двадцатитрёхмиллиметровую пушку для истребителей с милостивой отдачей, для чего применил автоматику перезаряжания с длинным ходом ствола на темп стрельбы триста выстрелов в минуту. А её забраковали, потому что посчитали, что нужно не триста, а шестьсот. И стал Яша её переделывать. Ход ствола укоротил, пружину усилил и усложнил всю кинематику. Добился он заданной скорострельности, но само орудие стало ненадёжным — в слишком напряжённых условиях работают детали. Да ещё и, просто по законам физики, возросла отдача — новая МП-6 оказалась разрушителем самолёта, на который её попытались поставить.
Всего одно, казалось бы законное требование — повысить скорострельность, и истребительная авиация лишена двадцатитрёхмиллиметровых пушек. Изящная мерзость. Я уверен, что уже разработано другое орудие этого калибра и заданной скорострельности, но физику не обманешь — использовать его на истребителях будет затруднено из-за большой отдачи. Может быть, поставят на штурмовик или пикировщик. Но лично для меня факт намеренного вредительства очевиден — просто я не могу его доказать.
К счастью по чистой случайности предыдущий вариант, тихострельный, остался на производстве, потому что его ставили на МОТки. Поэтому в нужный момент нашлись стволы для Поликарповского истребителя. Ну и Николай Николаевич поступил мудро — поставил не четыре отдельных орудия, а счетверённую установку. Вернее, он так это сразу подал.
Но это только половина истории. В это же самое время на зениточном заводе имени Калинина на всех парах разрабатывают зенитный автомат калибром двадцать пять миллиметров — очень близко к Таубинской пушке. Дела у них не ладятся и они обращаются конечно к Таубину. И получают от него одобренный скорострельный вариант пушки с высоким темпом стрельбы и низкой живучестью. Разумеется, он им не подходит и они продолжают работу над собственным вариантом. Справляются, конечно, но темп стрельбы у них выходит ниже, чем у первого варианта Таубинской тихострелки: не триста, а около двухсот сорока выстрелов в минуту.
