Получившийся силуэт показался мне знакомым — не иначе — в будущей войне нечто подобное применялось какой-то из сторон.
— Вот, — сказал я завершив эскиз. — Но плавать эта машина не будет никогда. И вообще, в пределах имеющейся концепции унифицированной ходовой части достигнут предел, как размера повозки, так и её массы.
— Штабную ещё нарисуй, тоже длинную, но без пушки, — вдруг вспыхнул комкор. — В этой тесной жестянке едешь, словно жук в спичечном коробке, толкаясь плечами на каждом ухабе. Но, чтобы плавала, — спохватился он, — негоже командиру отставать от своих частей.
Мы с Кобыланды переглянулись, и я принялся за работу — у нас появился союзник.
— Так, прохиндеи! — оглядев моё художество, «союзник» придал своему лицу недоверчивое выражение, — как я понял, для обеспечения одного батальона в бою требуется ещё и авторота?
— И инженерный взвод, — кивнул Кобыланды.
— А откуда всё это взять? — погрустнел наш недавний оппонент. — Впрочем, — добавил он спустя минуту, — мысль о разворачивании конвойных батальонов в полки я поддержу, а там будет видно.
Мой товарищ достал давно приготовленную папку с обоснованиями структуры мотострелковых частей и штатными расписаниями, а я подумал про себя, что ничего, кроме событий на Халхин-Голе из истории не помню, но про то, что тут, на Дальнем Востоке, по линии соприкосновения с японцами никогда не было спокойно — знаю наверняка. А ведь три полка — это уже дивизия. Если она себя хорошо зарекомендует в предстоящих через пару лет событиях — процесс утроения численности войск высокой мобильности, возможно, захотят продолжить… три дивизии к сорок первому году, это уже кое-что на весах противостояния с фашистской Германией. Если получится — может быть на начальном этапе войны не произойдёт таких грустных событий, как в известной мне истории? Ведь у западных границ страны местность отнюдь не степная — для активной маневренной обороны очень даже пригодная.
* * *
Поговорить со мной комкор не забыл.
— Так какой такой кровавой гэбне вы мне давеча толковали, Иван Сергеевич?
Вот она, моя несдержанность, довела-таки до необходимости отвечать за распущенный язык. Я заметно сник и замешкался, отчего собеседник набычился и ударил кулаком по столу:
— Не стройте мне глазки, красноармеец Беспамятный. Отвечайте чётко и внятно.
— Так, это, не могу знать, вашество! — я вскочил и вытянулся во фрунт, смахнув с головы будёновку и положив её на локоть левой руки, приподнятой к груди. Меня как в двадцать девятом по голове вдарили, былое запамятовал, а только мысли разные в голову ни с того ни с сего приходят и слова непонятные всплывают.
Комкор тоже вскочил и вытянулся — кажется это в нём проснулся старый рефлекс ещё от дореволюционных времён — не иначе, с Империалистической.
— Слова, говоришь! Ну-ка, назови ещё какие-то другие. Непонятные.
— Геймер, Интернет, чифанить, блютус, юэсби.
— Чего же непонятного! Английские слова. Игрок, вход в сеть, третье действительно непонятное, синий зуб и аббревиатура опять же английская, судя по произнесению названий букв. Ты что, до удара по голове знал этот язык?
— Не помню, товарищ комкор.
— А почему ко мне обратился по форме ещё той армии?
— Не знаю. Думаю, от волнения. Непонятные мысли и побуждения возникают у меня, когда волнуюсь. Вот как на друга моего начали вы наезжать, так я сильно перенервничал. Но на людей не бросаюсь — тихий я. Однако чую — полезут японцы на Монголию в тридцать девятом. А чем чую — не пойму.
— Тогда что это за такую за годину испытаний ты предрёк? Ну-ка, напрягись, сообрази. Это может быть важно, — комкор совершенно изменил тон. Теперь он беседует со мной, словно врач с пациентом.
— Думаю, это про то, что германец на нас обязательно полезет. А противник он сурьёзный и биться с ним будет тяжко.
— Хм, здравая мысль. А теперь напрягись и ещё про гэбню доложи. Чем она плоха?
— Так кровавая потому что. Много людей поубивает. В том числе — командиров.
— Ладно, красноармеец, можете быть свободны, — оборвал мои рассусоливания комкор. Но потом добавил совершенно иным тоном: — Ступайте, голубчик.
Глава 6
Первая самоходка
Работа над самоходкой прошла относительно быстро и принесла неожиданный сюрприз — немного увеличив ширину корпуса, удалось сохранить за машиной способность плавать. И всё это, благодаря тому, что по пути с Дальнего Востока я удачно заглянул в Горький.
Признаюсь сразу — это была не моя идея, а комкора. Он и бумаги мне выдал соответствующие, и телеграмму отправил — так что встретились мы с конструктором Грабиным без всякой волокиты. Посмеялись над нашей попыткой поставить на лёгкую машину дивизионную пушку для использования против близких целей, поспорили об эффективности применения полковой короткостволки, а потом довольно быстро прикинули, чем вооружить планирующуюся машину — за время, проведённое в поезде я многое успел набросать. Главное же — договорились о компоновке боевого отделения и расположении силовых элементов конструкции.
Знаете, когда обо всём позаботишься заранее — потом получается куда проще. Опять же дизели под новые машины пришли стодвадцатипятисильные, да заказ сверху спустили, да деньги выделили. А когда мы с инженером Федотовым новую лоханку вычертили и прикинули развесовку — вот тут плавучесть и вылезла. А вскоре и пушка подоспела из Горького.
Мотор у нас снова переехал в самый перёд, отчего водительское место отъехало назад. — развесовка продиктовала это решение. Баки для горючего ушли под пол в промежутки между торсионами, да и сам пол приподнялся. Это продиктовала забота о просторе для экипажа — им ведь в бою работать нужно, а не плечами толкаться. С брезентовой крышей тоже не сразу нашли удобный вариант.
Потом, как обычно, косяки, недодумки, перекомпоновка носовой части и, наконец, грозная государственная комиссия.
— А почему так тихо ездит?
— А нельзя ли сделать то же самое, но в колёсно-гусеничном варианте, чтобы мчалась быстрее ветра?
— А почему так медленно плавает?
— А давайте проверим, выдержит ли она снаряд тридцатисемимиллиметровой противотанковой пушки?
Спорили до хрипоты. Что любопытно — к пушке тоже придрались за то, что у неё маленькие углы возвышения, отчего её нельзя использовать для стрельбы по самолётам. А то, что машина переплывает реки и продирается через любые неудобья — это вроде как ничего удивительного. Федотов сильно нервничал — он у нас начальник заводского КБ, так ему и переживания достаются и работа с бумагами, чего я не очень люблю. Зато и плюшки ему достаются самые большие. Вот он и объяснял, что по доступным материалам лучше сделать никак невозможно. А я возил комиссию по разным неудобным дорогам… и зря они на скорость бочку покатили — сороковник мы вытягиваем.
