После первых минут, когда я впитывал в себя все, что вокруг, моей первой сознательной мыслью было: «Как я, черт возьми, собираюсь что-то делать? Как я могу работать, когда вокруг меня эта волшебная красота?» Но потом я повернул голову, посмотрев на стену грузового отсека прямо передо мной, и там был поручень. Я узнал его. Это был поручень, который я десятки раз видел в бассейне и который мне приходилось использовать. Я огляделся, и все в грузовом отсеке оказалось на своих местах. Каждый инструмент, каждая деталь оборудования, лебедка с канатом — все казалось знакомым. Хотя я никогда раньше не был на «питчерской горке», я точно знал, что нужно делать.
Первым делом я подтянул себя к иллюминатору полетной палубы, чтобы меня сфотографировали. Сделали, как мы это называем, фото героя, хорошее напоминание о первых минутах в открытом космосе. Следующие 15 минут я провел, привыкая двигаться по-новому. Когда ты готовишься к выходам в открытый космос, ты привыкаешь двигаться в бассейне, где на скафандр давит сила сопротивления воды. Она тебя замедляет и в то же время помогает оставаться на месте. В космосе любое твое движение не встречает никакого сопротивления, поэтому нужно двигаться по-настоящему медленно. Я подвигался вверх-вниз в передней части грузового отсека. Я покачался из стороны в сторону и покрутился, чтобы ощутить, как это происходит. Я приметил, как мой фал двигается позади меня, чтобы быть уверенным, что не запутаюсь в нем.
Теперь настало время приступать к работе. Платформа руки-манипулятора была расположена прямо в передней части грузового отсека, где мы и вышли в открытый космос. Я вскарабкался на верх платформы, закрепил свои ботинки в фиксаторе стоп, и они со щелчком встали точно на место. Ставь ровно и жми, и все пройдет идеально с первой попытки. Теперь я был готов к тому, чтобы Нэнси прокатила меня. Следующие 20 минут мы с Ньюманом двигались по грузовому отсеку, подготавливая все необходимое. У нас был фиксатор стоп, который присоединялся к самому «Хабблу», поэтому тот астронавт, который свободно двигался, мог себя закрепить для работы с телескопом. Мы установили этот фиксатор и сделали все остальное, что нужно было сделать.
За этой работой мы вошли в наш первый ночной проход. «Хаббл» обращается вокруг Земли за 97 минут. Поскольку до планеты далеко, большую часть времени он находится на солнце; примерно две трети орбиты проходит через дневной свет, а одна треть — через ночную зону. Мы вышли из воздушного шлюза примерно в середине дневного прохода, а теперь вот-вот должны были уйти из этого идеального белого света и погрузиться в полную темноту. Когда в космосе приходит ночь, ты вначале ее не видишь, а ощущаешь. Переход из температуры +90 °C в –128 °C происходит в одно мгновение. Самое потрясающее состоит в том, что скафандр защищает тебя от этого. Температура внутри него остается в переносимом диапазоне, и у тебя есть клапан регулирования, с помощью которого можно повысить температуру или понизить, когда это нужно. Поэтому изменение температуры окружающей среды на 200 °C не происходит резко, но ты его определенно замечаешь. Лучший способ, которым я могу описать этот перепад, — это как войти в океан теплым днем и попасть в холодное течение, которое проберет тебя холодом до самых костей. Вот на что это похоже.
По мне пробежал холодок, и через несколько секунд как будто кто-то щелкнул выключателем и все погрузилось в темноту. Если Солнце в космосе излучает самый чистейший свет, который тебе только приходилось видеть, то ночь — чернее черного. Это полное отсутствие света. В грузовом отсеке есть несколько источников света, на шлеме есть фонари, чтобы освещать рабочую зону, но стоит только оглянуться вокруг, и увидишь, что того белого света, который все заливал своей чистотой, больше нет. Вокруг — ничто. Конечно, ты видишь звезды. Ты можешь увидеть всю Вселенную. Ночью, когда нет Солнца, космос становится волшебным местом. Звезды не мерцают. Поскольку нет атмосферы, которая искажает их вид, звезды сияют, как великолепные искры света. У них разные цвета, они не только белые, они голубые, красные, пурпурные, зеленые, желтые. Их миллиарды. Созвездия выглядят как созвездия. Ты можешь узнать их форму и увидеть, что имели в виду древние астрономы, давая свои описания. Мое любимое созвездие — Южный Крест. И Луна выглядит здесь как надо. Она больше не похожа на плоский белый диск, а, скорее, напоминает мяч, серую планету. На ней отчетливо видны горы и кратеры, и она кажется ближе, чем на самом деле. Можно увидеть газовые облака Млечного Пути. Ты словно попал в самый грандиозный планетарий на свете.
Используя фонари на наших шлемах, мы приступили к выполнению первой главной задачи — демонтировать солнечную батарею по левому борту и убрать ее, чтобы установить новую. Фотоэлектрические панели и металлические рамки, на которых панели держались, уже были сложены и свернуты, и нам осталась только трехметровая мачта, торчащая из телескопа. Мы должны были повернуть ее вплотную к корпусу телескопа. Затем Ньюман отсоединит электросоединители старой батареи от диодного блока — прибора, находящегося внутри телескопа и преобразующего солнечную энергию в электрическую. Потом мы уберем батарею. При этом каждый из нас будет держать ее с одного из концов: Ньюман — снизу, а я — сверху.
Чтобы это сделать, Нэнси должна была подвести меня на платформе на конце руки-манипулятора к верху телескопа, находящемуся в задней части грузового отсека. По двум причинам это был хитрый трюк. Когда используешь роботизированную «руку», чем дальше ты ее вытягиваешь, тем сильнее она вибрирует и колеблется на дальнем конце. То же самое происходит и с руками во время работы. Когда локоть согнут и рука находится близко к груди, легко удерживать что-нибудь на одном месте. Когда рука вытянута и локоть выпрямлен, гораздо труднее держать вещь твердо, так, чтобы она не вибрировала, а я был той самой вещью, которая вибрировала на конце вытянутой руки. Чем выше я поднимался, тем сильнее становилась амплитуда вибрации и тем больше трясло. Я даже испугался, что фиксаторы стоп не выдержат и я с них улечу. Это было невозможно, но мой страх был вполне реален. Я вдавливал пятки в платформу так сильно, как только мог. Думал я буквально следующее: «Ноги, только не подведите меня сейчас!»
Вторая проблема состоит в том, что «Хаббл» имеет высоту 13 м, значит, теперь я находился на высоте пятиэтажного здания. Тут проснулся мой страх высоты. Я знаю, что для астронавта это звучит, мягко говоря, странно. Обычно, когда ты паришь над Землей, расстояние так велико, что ты теряешь всякое ощущение высоты, поэтому упасть не боишься. Но, взглянув вниз на грузовой отсек, я вдруг по-настоящему ощутил всю эту высоту, как будто стою на узкой планке на крыше пятиэтажного здания, а планка колеблется так, что я теряю равновесие и стремительно лечу вниз, к своей смерти.
Разумом я понимал, что это полный абсурд. Даже если сломается фиксатор стоп (а я знал, что он не сломается), худшее, что со мной случится, — это то, что я буду парить на месте. Рациональная часть моего мозга говорила: «Майк, ты в невесомости. Ты не можешь упасть». Но напуганная первобытная часть мозга вопила: «Слишком высоко! Ты умрешь!» А в человеческом сознании рациональному голосу далеко не всегда удается одержать вверх. Я дотянулся и ухватился за поручень на платформе руки-манипулятора. Я сжимал его мертвой хваткой. Теперь я был «в безопасности» и мог вздохнуть свободно. Я знал, что в этом не было никакого смысла. Я знал, что веду себя как идиот, но то, что у меня что-то в руке, заставило меня ощущать себя в большей безопасности. Я почувствовал себя куда лучше, когда после возвращения другие астронавты рассказали мне, что делали в точности то же самое.
