— Как тебя зовут?
— Аля. Малевич Аля.
— Почему ударение на «я»?
— Потому что так оно и есть.
— А я — Родион, и меня надо любить, как родину. — Поддразнивая ее, я так же переставил ударения в слогах. — Ты давно тут?
«...мог ли тебя я не заметить...»
— Только пришла. Меня, как и тебя, принес дождь.
— А точка соприкосновения. она есть всегда или только сейчас?
«…или только в случае определенной связи — эмоциональной либо...»
— Всегда, только о ней мало кто знает, да и обнаружить ее нелегко. Люди ведь большую часть времени проводят в той или иной степени динамики, а если и сталкиваются, то не успевают понять, списывают на «показалось» и забывают.
«...какое сложное мозгоустройство…»
— А какая польза от этой точки?
«...есть же в ней внутренний смысл...»
— С ее помощью люди иногда находят друг друга. Кроме того, если научиться ее ловить, можешь читать голову человека, как книгу. Правда, есть нюанс — ее очень трудно удержать, поэтому ты обычно видишь клочки чьих-то мыслей. — Девушка выглядела очень серьезной, если не считать нервный уголок рта. — Допустим, ты сейчас пытаешься понять, где ты меня видел.
«...странное ощущение наготы...»
— Знаешь, я будто и вижу тебя, и не могу запечатлеть твой образ в памяти. Кажется, я знаю тебя, но не знаю — откуда.
— Тьма и неон — лучшие пластические хирурги. С помощью твоей эйфории они сейчас рисуют то, что ты хочешь видеть.
«...кто ты?..»
— Мне приходила эта мысль в голову. Есть еще третий хирург — абсент.
«...ты украла ее оттуда?..»
— Должна была, ведь это очевидно.
— Так я тебя знаю?
«...не умничай, детка…»
— Нет.
— Ты говоришь, словно не уверена.
«...я слышу, как тренькают хрусталики лжи в твоем голосе...»
— Наверное, это ложная память.
«...так ли это?..»
— У тебя очень красивый голос, я не знаю его, но как будто я знаю твои интонации.
«...твоя манера складывать слова, окуная фразы в ванночки эмоций...»
— Это сложная манера знакомства?
— Я пугаю тебя?
«...теперь будет такой...»
— Нет. Я сама способна напугать кого угодно.
— И я не из пугливых.
«...ибо я знал самую жуткую из женщин...»
— Знаю.
— Так ты знаешь меня?
«...не много ли ты знаешь или пытаешься сделать вид, что знаешь?..»
— Нет. Но я знаю твой социотип.
— И что же это за социотип?
«...самому любопытно...»
— Мой тип мужчины.
— Приятно. Может, пойдем на пляж? Хочется запомнить тебя, кажется, свет в этом поможет. Я мог бы взять немного абсента, мы могли бы поговорить. Люблю говорить на самые разные темы.
«...и очень люблю, когда меня целуют в шею...»
— Абсент. Интересный выбор.
— Как вижу, в нем я не одинок.
«...и над твоей головкой вьются эльфы…»
— Симпатизирую я цвету.
— Идем?
«...и сменим этот шум на шепот моря...»
— Зачем?
— Диалога ради. Не более того.
«...а по камням твои чернильные я расплескаю пряди...»
— А кто тебе сказал, что я нуждаюсь в диалоге?
— Желания, которым изумрудный цвет присущ, известны мне, поэтому тебя зову я в сторону песка, и пусть вода нам лижет ноги. — Так запустился код, которым я легко настроил ее голову на нужные мне желания.
Аля протянула свои пальцы. Берясь за кончики их, я ощутил холод, идущий из глубины ее, от самых пяток, погруженных в минималистские вьетнамки.
Посредством алкогольного облака, в цепкие объятия которого она была глубоко инкрустирована, я видел ее нетрезвую ауру. Она повисла у меня на руках. За несколько секунд я успел внимательно покопаться в поле ее внешности, насколько это позволили ее непроглядно-черные очки и отбрасывающий тень диск соломенной шляпы. Я не узнавал ее, но странное ощущение старого знакомства не уходило.
— Ты красивая, — почти машинально сказал я. В этот момент мне казалось, что сейчас, когда я поддерживаю ее за талию, мы вращаемся вокруг своей оси вопреки законам гравитации.
«...ты красивая, Малевич…»
Я купил еще бутылку абсента, зеленую и таинственную. Придерживая спутницу, которая была уже далеко впереди погружения в изумрудный мир, я вывел наши тела на пляж.
Мгновенно стемнело.
Вместо шести вечера в секунду наступила полночь.
Вокруг престранно никого не оказалось, любимый бар неожиданно отдалился на сотню метров, а впереди волнующе задышало море.
Взгляд мой привлекло небо: на его чернильной сущности в режиме реального времени появлялись звезды. Я с легкостью распознал несколько созвездий, некоторые из них могли быть известны даже астрологической общественности.
— Мистика, — охарактеризовал я происходящее, закатывая ее льняные брюки до колен. — Скидывай тапочки!
Малевич будто ничего не заметила. Сбросила вьетнамки и побрела в сторону, словно намеревалась на этой ноте прекратить наше общение. Я не стал вмешиваться, двигаясь чуть поодаль. Пуская себе за спину никотиновые шлейфы, прекрасно зная — чуть агрессивное незнание собственного «хочу» быстро сменится принятием любого дружелюбного сценария.
Аля вскоре устала, непослушное тело накренилось, и она села на гальку, в трех шагах от воды. Сбросила шляпу, но осталась в огромных очках, под которыми маскировалось интригой ее аккуратное лицо. Волосы сажными колечками рассыпались по плечам, она была отличительнобледной в загорелой галактике. Босые стопы салфеточного цвета машинально играли с мелкими камешками, захватывая пальцами их и отпуская.
У нее имелась ярко-коричневая родинка, замечательно посаженная чуть ниже левой линзы ее загадочных очков. Это была необычная деталь, и она обладала гипнотическим эффектом. Уловив ее, я понял, что оставшаяся целостность окружения исполнена в черно-белых тонах, тогда как единственный иной цвет на этой палитре мгновения — ее родинка. Стало ли так сию секунду либо было издавна, выяснить оказалось проблематично.
Треснуло кольцо крышки, и зеленый джинн выбрался на волю.
Аля улыбалась мне странной улыбкой. Чувствуя это профилем, я пытался расшифровать ее рот. Но улыбка могла означать что угодно.
Высоко в темноте человеческим голосом вопила чайка, казалось, что я разбираю отдельные слова.
