«...по-моему, ты себе противоречишь...»
Я снял с глаз темные очки, умалявшие изумительную резкость картинки. Дождь мгновенно смыл с лица налипшие несколько дней и потухшую сигарету.
Я убрал стекла в карман и посмотрел в мокрые лица спутников.
Они походили на пришельцев с другой планеты, перенесших массу несчастий на длительном пути в сторону большой разноцветной точки З. Попавших в аварию, столкнувшихся с агрессивной внеземной цивилизацией, испитых до дна в смысле энергии и сил и только сейчас изрыгнутых загадочным космосом на неведомую крышу неведомого дома. Сашенька выглядела спокойнее других, чуть наморщив лоб, она искоса поглядывала в сторону, из которой в нас палили водой. Сжатые губы имели свое мнение, к лицу прилипла интеллектуальными пятнами тяжеловесная мудрость. В глазах читалось сомнение, а сильная рука машинально мяла мои пальцы. Одежда девочки прилипла к гибкому телу, влажные волосы плотно обложили лицо, придав ей вид чуть более взрослый.
Дождь усилился в мгновение, подарив незабываемый эффект схематичности, в изображении которого моя новая знакомая выглядела потрясающе.
Дождь усилился еще больше, став проливным и пряча нас друг от друга. Я шагнул к Сашеньке поближе, выцеживая из-под водяного грима эмоции и выражения. Попытался поймать глаза.
— Я не смотрю в глаза обычно, — сказала Сашенька, заметив это.
— Странное качество, — сказал я, продолжая охоту за прячущимися в дожде живыми сферическими кусочками льда.
«…а придется…»
— Еще один шаг навстречу, — пояснила Сашенька. — Поэтому — нет.
— А я люблю заглядывать в уголки глаз, — поделился я. — Люблю просто смотреть в лица, фиксируя эмоции, мимику, выражения, подсознательные игры. Если тебе это не нравится, скажи, постараюсь этого не делать.
«…но я знаю, что тебе нравится это...»
— Смотри. — Создание изобразило равнодушный вид. — Если хочешь…
Ей нравилось, когда на нее смотрели. Она больше других походила на инопланетянку. На нечто неземное, скроенное из особых материй, аналогов которым в нашем мире как будто нет.
Марсианская взрослость маленькой девочки чаровала меня, тонкий привкус уникальности призрачно ловился моими рецепторами. Я усиленно копался в области ее лица, стяжая дозволенное мне. Она старательно убегала от этого взгляда, пряча что-то, что, возможно, я мог выискать там.
Время опять зависло, несмотря на то что здесь оно существовало во всей красе и во всех разнообразных проявлениях.
В эту паузу, когда кто-то что-то делал и предпринимал, мы увлекались банальными вещами, которые тогда еще оставались таковыми и наполнились мистикой гораздо позже. Подобные вещи осуществляет каждый индивид на дню по несколько раз, не осознавая их внутренней жизненной силы за непробиваемой толщей привычки. Индивид допускает лишь одну ошибку: придает банальным вещам устойчивую форму. Из раза в раз делает так, как делал всегда, не понимая, что чуть видоизменения или чередования, при которых одна категория быта не смешивается с другой, плавно и изумительно окрасит несложные действия в особый замечательный цвет.
Цвет бытового мистицизма.
А-ля Малевич
Эта странная донельзя встреча произошла за несколько месяцев до описываемых событий, когда самоубийца уже стал тем, кем стал. Если можно назвать происшедшее событиями в том смысле, что отношение прыгуна к ним проявлялось более чем безучастно, в силу вообще сложного отношения к жизни, как к папке, где эти события хранятся. Их мистический фон с позиций нигилизма, частично поразившего червивую душу самоубийцы, воспринимался им словно сквозь толстое стекло в разводах, вызывая эмоций не больше, чем кино. А отчет им в качестве таковых был дан спустя время.
Декорациями явился маленький, но курортный городок к югу от точки Р., что с одной стороны подоткнут горами, обложен призраками облаков, которые в свое время поймались на острые пики и вынуждены были там умереть. С другой же — сросся с зеркальным, но мутноватым полотном моря, которое лениво и вечно утюжат полусонные баржи и промысловые корабли.
Стояла невозможная жара.
Она размягчала сталь и камень, превращала брюнетов в блондинов, непреклонно озадаченная целью сделать людей братьями, окрашивающая их по одному типу и одевающая всех в черные очки.
Берега, сложенные из мелкого камня, полнились телами и зонтиками. Черные фигурки торговцев прыгали по пустующим клеткам, разноголосо предлагая холодное пиво, сушеную рыбу и золотую кукурузу.
Был утренний бар, где полумрак съел возможную видимость далее трех метров. Металлические конструкции генерировали образы барной стойки, клиентских посадочных мест, металлических ступеней, соединяющих первый этаж со вторым. Мерцало энное количество плоских экранов, где круглосуточно и наглядно транслировались актуальные тенденции моды. Электронный бит, рикошетя от многочисленных плоскостей, шрапнелью басов поражал нервные уши редких в это время посетителей.
В последнее время я превратился в завсегдатая. Здесь в утренние часы отпивали кофе редкие гости, в обеденное время возникал острый дефицит посадочных мест, вечером вообще было не протолкнуться, а ночью разворачивалась дискотека суховатой электронной музыки. Собирался разнообразный люд на ритуальные танцы в честь некоего современного языческого бога.
Моей основной пищей, как материальной, так и духовной, частым спутником, своего рода атмосферой, в то неожиданное время оказался необузданный зеленый напиток — абсент. Он окрашивал в свои болотные тона мой флегматичный замкнутый досуг. Тогда на фоне общего эмоционального штиля, того, что бывает перед диким штормом, рождались порой взрывные извержения чувственных вулканов.
Действо обычно начиналось так: рано утром, плавный донельзя, в шортах и шлепках, я вплывал во всегда распахнутые двери замечательного бара.
В полумраке и прохладе лениво заказывал и дожидался металлическую посудинку с подозрительно замершей в ее естестве маслянистой жидкостью инопланетного цвета. Изредка бросал взгляд в сторону прямоугольника входа, за которым горел огнем песок, чуть дальше лизало берег фиолетовое море, и на фоне роскошных гор покоились вдали будто рисованные баржи.
Опрокинув в себя колдовскую субстанцию, я недолго маялся на пупырчатой коже дивана, прислушиваясь к стремительному путешествию абсента по заданному пути организма. Кровь нагревалась, в голове появлялась отчетливая ясность цели и значения моего тут пребывания.
Самое забавное, что никаких задач передо мной не стояло. Я приехал, озадаченный исключительной тягой к безделью, острозаточенным желанием отвлечения от ртутных паров, являющихся эхом одного человеческого существа и агрессивно парящих внутри ангара моей души.
Прочувствовав, что зеленая волна улеглась, я воспарял и с легкостью нырял в горячий прямоугольник, пересекая границу параллельных миров с необычайным воодушевлением. Душу мою переполняла радость от яркости песка, что вгрызался в мои шлепки, от обилия коричневых тел, невольно рисовавших своей загорелой целостностью фантасмагорические картины, от аляповатых вкраплений зонтов. Ощущение пламенной родственности наполняло меня точно фужер.
