Дона наклонилась над столом и понизила голос.
— Слушайте, братцы, вы умеете хранить секреты? Мне больше невтерпеж. — Выдержав драматическую паузу, она вдруг сказала: — Я встречалась с Джастином на прошлой неделе.
У Эланы даже челюсть отвисла, что дало окружающим возможность увидеть в ее ротике жеваный сыр и копченую колбасу.
— Врешь небось? — переспросила она.
— С Джастином Стайлсом? — решила уточнить я. — Вот с этим самым, с дружком Симоны?
— А вы на меня не нападайте, — защищалась Дона, — я же не собираюсь уводить его у Симоны! Он сам назначил мне свидание, ну, я и пришла. — Она повела плечами. — Довольно хорошо провели время.
— Клянусь, — сказала Элана, томно глядя на Джастина через окно, — я бы тоже согласилась, только свистни. А ты, Лиз?
— Естественно, — подтвердила я. — Если бы он не встречался с Симоной.
— Смотрите, какая морально устойчивая! — фыркнула Дона.
— Рейчел, а если бы Джастин назначил свидание тебе?
Рейчел слегка улыбнулась.
— А он и так уже назначил. Элана опять раскрыла рот.
— И я не стала ему отказывать. — Вот теперь уже Рейчел улыбалась, как и положено всякому, за кем осталось последнее слово.
— «И звуки музыки чудесной, — распевал Робби Бэррон, летая по сцене, — наполнят горы и поля».
Вокруг толпились хихикающие монахини в ожидании репетиции сцены в аббатстве. Не было только Симоны. Она еще ни разу не пришла вовремя. Поэтому-то, чтобы не терять времени, Робби сам заменил Симону. В черно-белом монашеском покрове героини он вальсировал по сцене, смахивая на чокнутого. Это была просто умора, особенно если учесть, что на носу у него красовались очки с толстыми стеклами в роговой оправе.
Закончив номер, Робби пригрозил:
— Я ей покажу, как опаздывать! — Он взглянул на часы и нахмурил брови. — Интересно, неужели наша крошка Мария не понимает, что репетировать без главной героини довольно сложно?
— Ну, и что вы с ней сделаете? — прощебетали «монахини».
Робби засмеялся.
— А вот что: просто сверну ей шею.
Я отвечала в театре за декорации. На сцену меня ни за какие коврижки не затащишь. Если б мне пришлось выступать перед публикой, клянусь, я умерла бы со страху. До смерти боюсь сцены!
В момент, когда Робби извергал угрозы в адрес Симоны, я стояла за кулисами, раскрашивая задник, изображающий дом настоятельницы монастыря. После двух убийств мои сверхбдительные родители отпускали меня вечером только на репетиции.
— Эй, Лиззи, — окликнул меня Робби, — у тебя есть хоть малейшее представление, где может быть твоя подруга Симона?
— Ну конечно, — ответила я ехидно, — Симона шляется неизвестно где, а я за нее отвечай!
— Не морочь голову! — Робби явно терял терпение. — Ты знаешь, где она? Или нет?
— Не знаю.
— Так. Черт знает что, — снова взглянул на часы Робби. — Это даже для Симоны уже чересчур.
Симона имела привычку по важным причинам или без таковых появляться на репетиции, по крайней мере, на полчаса позже.
Прошло два дня, как объявили кандидаток на звание королевы бала. С тех пор мы с девчонками практически не виделись. После этого дурацкого вечера в пиццерии наши отношения несколько охладели.
— Может, она просто забыла про репетицию? — предположила одна из «монахинь».
— Я трижды напоминал ей, — возразил Робби. — И заклинал не опаздывать! — Он поправил съехавшие очки, ткнув указательным пальцем в переносицу. — Хотя, зная Симону, я не удивлюсь, если она забыла.
Глубоко вздохнув, Робби выудил из джинсов мелочь.
— Эва, сбегай, позвони Симоне! Телефон-автомат был за кабинетом директора.
Эва вернулась через несколько минут.
— Никто не отвечает.
Я сунула кисточку в кофейную банку, наполненную водой, и выглянула в зал. Джастин любил приходить на репетиции, когда в них участвовала Симона. Обычно он устраивался на последнем ряду.
Но сегодня его не было.
— Пойду поищу ее, — предложила я. — Может, она где-то в школе.
Я спрыгнула со сцены и побрела по пустым коридорам. Народу — никого. Было темно, лишь кое-где горели одинокие лампочки. Я не из пугливых, но ходить по пустым коридорам в темноте — не самое любимое для меня занятие.
«Если бы я была Симоной и если бы я забыла про репетицию, куда бы я пошла?» — пыталась представить себе я.
Сначала я свернула в библиотеку, но она была закрыта. Потом решила спуститься вниз, в гимнастический зал. Иногда Симона заскакивала туда за Джастином.
Я открыла дверь на лестничную клетку. Внизу, где был зал, стояла непроглядная тьма. Хоть бы какое-нибудь освещение оставили, пока в школе еще есть живые люди!
Чуть поколебавшись, я вышла на лестничную клетку.
Тяжелая дверь с грохотом захлопнулась за моей спиной. Заподозрив неладное, я повернулась и подергала за ручку.
Дверь была заперта.
У меня заныло под ложечкой. Перспектива проторчать всю ночь запертой на лестнице меня совсем не устраивала. Я молила Бога, чтобы хоть зал оказался открытым.
Я стала спускаться по лестнице. Тьма стояла — хоть выколи глаза. Я вытянула вперед руки и медленно водила ими перед собой.
Когда мои глаза немного привыкли к темноте, я разглядела дверь в спортзал и повернула ручку. Дверь оказалась закрытой.
«Я попала в ловушку», — пронеслось в голове.
Я не могу выбраться отсюда. Я... я не могу дышать! Да нет же, я прекрасно дышу. Просто у страха глаза велики.
Спокойно, Лиззи, спокойно!
Сердце стучало так, будто кто-то бил в литавры. Я принялась лупить по двери кулаками.
— Эй, кто-нибудь! Откройте же!
Я колотила в дверь несколько минут.
Все было без толку.
Кроме меня, тут не было ни души.
Симона уже наверняка благополучно распевает на сцене. Может быть, хоть кто-нибудь заметит исчезновение художника?
Вряд ли.
Я уговаривала себя не психовать, но страх проникал все глубже и глубже. Наконец меня охватил какой-то дикий ужас.
Я должна выбраться отсюда. Должна!
Я снова начала изо всех сил стучать в дверь. А поняв, что все напрасно, стала кричать.
Крикнула раз, крикнула два и услышала чьи-то шаги. Там, за дверью, в спортзале.
Я замолчала и прислушалась.
И поймала себя на том, что не почувствовала никакого облегчения. Наоборот, мне стало еще страшнее.
