Я обнюхивал комнату, когда отворилась дверь и один за одним вошли друзья Аскара. Их было четверо. Все они были одеты в спортивные кофты и джинсы. Все они были чрезвычайно друг на друга похожи, и им это, насколько я понял, очень нравилось. Только тот, что был ниже всех, носил странный головной убор: высокий черно-белый колпак с орнаментом и кисточкой на макушке. Высоким этим колпаком он как бы компенсировал недостаток роста.
Они меня увидели и точно так же, как Аскар, широко заулыбались и захлопали в ладоши. Они долго говорили что-то про меня, про Аскара. Потом один из них, тот, что был помоложе, убежал на улицу и скоро вернулся с двумя бутылками водки. Через пару часов он еще раз сбегал за водкой и еще раз сбегал за водкой. Все дружно напились и легли в пятом часу утра.
А я занялся анализом своего положения. Дальнейшее существование представлялось мне смутным и бессмысленным. Я был похож на уснувшего после окончания киносеанса, которого некому разбудить и препроводить к выходу. Что это было? Возмездие за дар преждевременного видения, тогда, в материнской утробе? Сведение счетов? Со мной? Каких таких счетов? Случайность? Преднамеренная шутка? Сорвавшийся план? Какая чушь. Какой бред. Я, лишенный репродуктивной функции, теперь еще и наполовину ослеп. Я лишился орудий для размельчения пищи и потерял инструмент для балансировки. Я молчу про эстетическую сторону катастрофы: мой вид должен вызывать отвращение. Но я продолжил жить. Я не умер. День ото дня я убеждался, что смерть мне покуда не грозит. Хотя, согласно простейшей кошачьей арифметике, я уже успел бы израсходовать во много раз больше жизней, чем те несчастные девять, положенные каждому коту. А если так, то делать нечего. Надо привыкать.
Несколько раз меня вывозили к врачу, моему старому приятелю Игорю Валентиновичу. Игорь Валентинович говорил: «Хм. Кажется, этого кота я уже где-то видел. Впрочем, едва ли». Он делал мне уколы, от которых под кожей страшно зудело и чесалось. Он позорно вставлял мне сзади градусник. Он промывал мне раны и засовывал в пасть какие-то таблетки. Смазывал чем-то обрубок хвоста. Однажды мне ввели какое-то средство, и я уснул. А когда проснулся, то в глянцевой поверхности стола, на котором лежал, увидел, что на месте лиловой тьмы теперь не было ровным счетом ничего. Мне зашили то, что когда-то было глазом. Ровная серая гладь, как если оторвать пуговицу от плюшевой подушки.
Через две недели я уже мог лежать на боку — ребра выправились. Обрубок зарос, и теперь во мне даже появилась некоторая грациозность, если позволите. Издалека меня можно было принять за бобтейла.
Мой новый хозяин не заботился о моих перемещениях. Окно не запиралось, я легко пролезал сквозь решетку на улицу. Скоро я уже мог безболезненно приземляться на лапы. Выпрыгнув однажды из окна, я обежал здание и обнаружил, что нахожусь у дома 12 по Денисовскому переулку. Дом представлял собой старую двухэтажную постройку. Цвет его трудно было определить: что-то среднее между зеленым, серым и бурым. На втором этаже имелся балкончик, огороженный балюстрадой из полуразрушенных кеглей. Окна были отделаны резными рамами. Краска сильно облупилась и свисала со стен ошметками. У входа висела табличка «Отделение по району «Басманный» УФМС ЦАО г. Москвы».
В доме 24 по Денисовскому переулку кипела работа. Головы просителей клонились в окошечках. Люди в униформе ритмично постукивали штампами, отбивали ноктюрны на клавиатурах. Кулеры бурлили, принтеры печатали. «А мои новые друзья неплохо устроились», — подумал я. То есть они умудрились снять комнату прямо в здании миграционной службы. Ну что ж, вот Мопассан ненавидел Эйфелеву башню, но частенько забирался на нее пообедать, оправдываясь тем, что только внутри башни он может ее не замечать. Туда и обратно ходил разный люд, чрезвычайно похожий на моих сожителей. Однажды среди пестрой толпы я даже различил моего старого друга Абдуллоха — дворника с Шелапутинского. Он курил у входа, и на запястье у него висел маленький радиоприемник. Я оперся передними лапами о его ногу и задал ему риторический вопрос: «Жив, курилка?» Он кивнул головой. Видимо, согласился, что жив. Он меня не узнал. Да и кто бы теперь мог меня узнать?
Моих благодетелей было пятеро: Руслан, Жоомарт, Талгат, Ырыскелди и, конечно, Аскар. Ему в гораздо большей степени, чем остальным, я обязан своим спасением.
Аскар приехал в Москву из села Кичи-Джаргылчак Джеты-Огузского района. Село живописно раскинулось на самом берегу озера Иссык-Куль, жемчужины и гордости Киргизской республики. Само село, которое вернее было назвать группой заплутавших в степи домиков, ничем не отличалось от тысяч других. Аскар отучился в школе и работал сторожем на овощном складе вместимостью восемьсот тонн. Но овощей на складе не водилось, поэтому и не водилось охочих до них похитителей. Аскар днями и ночами бродил бесцельно вокруг амбара, играя в змейку на телефоне или давя дубинкой живых змей под ногами. Тем не менее за два года он успел поднакопить нужную сумму и решил отправиться искать счастья в Москву. Односельчане, особенно старики, с грустью наблюдали, как молодежь покидает родную страну. Они не видели впереди ничего хорошего ни для молодежи, ни для себя, ни для Кыргызстана, ни для самой России. Но в то же время и они, и Аскар прекрасно понимали, что на родине делать молодым совершенно нечего. К тому же в Москве Аскара дожидался двоюродный брат Руслан. В письмах, которые Руслан посылал брату через сайт «Одноклассники», он сообщал, что успел обзавестись настоящими друзьями, что отлично устроился и даже получил престижную работу. Он звал брата пожить у себя. Аскар уехал.
В поезде Аскар познакомился с Жоомартом, уроженцем Бишкека. «Шаардык нерсе!» — сказал Аскар Жоомарту, расслышав его акцент. «Жети-
[17]өгүздүн кушу!»
[18] — ответил ему на это Жоомарт. И всю дорогу до Москвы приятели пели песни, пили пиво с семечками и играли в бурду. Через три дня пути состав въезжал в черту российской столицы. Друзья глазели в окно и улыбались. Их переполнял восторг. Новостройки в тысячи окон, огромные разноцветные кубы гипермаркетов, каких не было даже в Бишкеке. Путаные развязки и эстакады, похожие на клубок змей. Фабрики и заводы, пышущие в небо массивными клубами дыма. Это выглядело величественно, торжественно. Со всем этим хотелось познакомиться, стать ближе к чужому огромному городу, уяснить его себе. Перед самым прибытием друзья переоделись в праздничные красные футболки с желтым державным солнцем посередине. Сойдя на платформу, осмотрелись. Справа и слева, покуда хватало глаз, у каждого вагона стояло по двое-трое таких же, как они, молодых людей, в тех же красных футболках и высоких белых колпаках. Жоомарт собирался ехать к знакомым в общежитие на окраине города, но Аскар убедил его пожить с ним в квартире брата. Жоомарт согласился, и так друзья оказались в Денисовском, 24.
Брат Руслан стал делить комнатку с Талгатом и Ырыскелди недавно. Случилось это так. Как-то ночью друзья напились и были доставлены в отделение на Басманной. Гастарбайтерам грозили крупный штраф и депортация, но на их счастье в отделение по каким-то личным делам зашел полковник УФМС Чернодон Л.П. Весь последний месяц полковник ходил печальный и грустный: у него не было денег, и в ближайшее время их приток отнюдь не предвиделся. Наоборот, денег, которых и так не было, должно было стать еще меньше. «Это невозможно», — восклицал полковник, меря кабинет шагами. «Но это так!» — жалобно отвечал он сам себе и с глубоким вздохом плюхался в черное кожаное кресло. Он ослаблял узел галстука и тер переносицу. Он опрокидывал подряд три рюмки водки и тщетно пытался успокоить нервы партией в маджонг на телефоне. Дело в том, что в июне собиралась выходить замуж его единственная дочь; к тому же полковник затеял строительство дачи на берегу Рузы; в-третьих, из-за каких-то ведомственных конфликтов вся их контора лишилась квартальной премии. Нужно было возвращать уже одолженные на строительство деньги и придумывать, как заработать новые.
