И да, охота началась.
Девушка легко скользнула в боковой проход, слишком узкий для массивного ханора. А ее спутница, ойкнув, присела, схватилась за ногу.
Ханор замахнулся.
И хрустнул под тяжестью тела Нкрумы. Острые когти пробили броню, а зубы сомкнулись на шее, которая сломалась легко. Куда сложнее было заставить себя разжать зубы.
– Слабые, – с сожалением произнесла сидевшая на корточках девица, вытаскивая руку из мягкого подбрюшья инсектоида. Она отряхнулась, скривилась и вытерла измазанные гемолимфой пальцы о скафандр. Иллакт замер, еще живой, но определенно парализованный.
– Пульт управления ищи, – выглянувшая из расщелины девица обошла тело и, присев рядом, постучала по нагрудным пластинам.
– Третий…
– Иди, – сказала она, отводя взгляд. – Мы здесь сами справимся.
Глава 30
Я была миром.
И Вселенной.
Памятью, что хранилась в этой воде. Я была самой водой, которую некогда загнали глубоко под землю, создавая идеальные условия нового мира. Зачем? Ответа не было. Те, кто это сделал, не имели обыкновения отчитываться перед кем бы то ни было, тем паче перед собственными творениями.
И наверное, стоит порадоваться, что они ушли.
Боги редко бывают добры.
Я же… я не была богом, но могла многое. Например, позвать ветер из дальних предгорий. Он представлялся мне этаким маленьким клубком ниток, колючим и непослушным, норовящим выскользнуть сквозь пальцы.
Позволю.
Я поднесла руки к губам и подула.
Лети-лети, лепесток…
И песка захвати побольше. Этот мир позабыл, что такое настоящая песчаная буря, когда день становится ночью, а солнце скрывается за разодранными тучами.
Пускай…
А вот это я сотру, россыпь игл, вошедших в тело планеты. Не знаю, что это, но мне не нравится. Ей тоже. Я просто провела по воображаемым иглам пальцем, от одной к другой, приказывая погаснуть, и они подчинились.
Какая прелесть.
Вздох.
Или вот эта машина, позволившая себе спуститься ниже. Думает, если она в верхних слоях атмосферы, то ничего не грозит?
Грозит.
Взять и взмахнуть песчаным крылом бури, скидывая ее, такую хрупкую человеческую игрушку, прямо в пески. И накрыть. И снова… А дальше о ней позаботятся твари малые и большие.
Дхари Ш-орр-Нерри Дуршагг никогда не думал, что станет пиратом. Честно говоря, вся жизнь его была наполнена какими-то нелепыми поворотами, недоразумениями и глупейшими ошибками, которые непременно приводили к плачевным результатам.
Вырвавшись из-под крепкого материнского крыла – а дхашарри Ш-орр-Лирри Дуршагг на весь Аншарр славилась суровым нравом и скорой на расправу когтистой рукой, – он спешно покинул планету на ближайшем катерке, надеясь добраться до станции Зерро, а там уже отыскать работу.
Работать Нерри умел.
И в системах навигационных разбирался неплохо, даром, что ли, вырос на маленьком семейном заводике, оные системы собиравшем.
И быть может, дальнейшая судьба его была бы неплоха. Матушка вычеркнула беглеца из жизни, заодно из списков наследования, в которых он, впрочем, и без того занимал сто двадцать третье место, после старших братьев, сестер, племянников и племянниц. Три акции, которыми Нерри номинально владел, приносили ежемесячный доход в семь номиналов, а за эту сумму не смог бы прокормиться и кшаррианский хрош, питающийся раз в полгода.
Акции он продал.
Еще дома.
Спасибо неизвестному другу, который помог и с продажей, и с побегом, и встретил Нерри в доках, пообещав помочь с трудоустройством.
Помог.
Спустя два неполных цикла Нерри прятался в тех же доках. Как получилось, что номер его личной карты оказался в списках должников, он не знал. Он работал.
Много.
Куда больше, чем позволяло трудовое законодательство, благо начальство мусороперерабатывающего завода смотрело на это самое законодательство сквозь пальцы.
Он хотел скопить на билет.
Перебраться на Золу, которая побольше и подальше от дома, ибо матушка продаже акций семейного предприятия почему-то совсем не обрадовалась.
А в результате…
Потом уже ему объяснили, что его так называемый друг, который, определив Нерри на завод, просто-напросто сгинул, отсканировал идентификационную карту, а потом уже и создал дубль.
Быть может, на суде Нерри и удалось бы доказать свою невиновность – все же мультизаймы он не оформлял, но имелось подозрение, что до суда он просто-напросто не доживет. И уже там, в доках, – месяц жизни в коллекторной сетке раскрыл глаза и заставил думать, что, возможно, дома было не так уж плохо, – он встретил вербовщика.
Тот обещал новый мир.
Свободный от предрассудков, информационной метки, которую, как оказалось, ничего не стоит подделать, и заодно уж от старых обязательств. Всего-то и надо было – согласиться на переезд. Тогда казалось, что Нерри ничего не теряет.
В первое время он вполне искренне полагал, что ему наконец-то повезло.
А что? Новому миру нужны были знающие люди, Нерри же и вправду неплохо разбирался в навигационных системах, причем не только в программировании, но и в калибровке и даже микроструктурировании кристаллической основы, которую, собственно, и производили на семейном предприятии.
Он сразу стал ценностью.
И получил целых две комнатушки на базе, расширенный паек и право выбрать женщину, которым, правда, не воспользовался.
Стеснялся.
Да и матушка вспоминалась, стоило глянуть на пленниц.
Их привозили на огромных баржах.
И не только их. Новый мир требовал рабочих рук, и зачастую не самых квалифицированных. Как оказалось, управлению строительными ботами мог обучиться даже дикарь, если у дикаря имелся стимул. А с этим в новом мире было просто.
Зона свободной торговли.
И свободного производства.
Препараты А-группы, доступные любому, но в обязательном порядке применявшиеся к низшим.
– А что ты хочешь? – сказал как-то Ишрак, собственно, и завербовавший Нерри когда-то. – Кто-то должен и работать. А этот сброд на большее не способен.
Сброд достраивал станцию.
Сгорал, поскольку метаболические коктейли никогда не проходили даром. Отправлялся на утилизацию и заменялся новым.
Станция же разрасталась.
Белые уровни высшего руководства, с которым Нерри так и не встретился.
Голубые – для управленцев.
