Кажется, где-то скользнула тень рапана.
А платформа остановилась.
Древний город, казалось, пал пред чужаками, слишком наглыми и жадными, чтобы от чувств этих можно было защититься такой безделицей, как вековая история.
– Прошу вас, дамы, – айварх согнулся, указывая на песок. – Не заставляйте меня уговаривать.
И по черному ружью своему похлопал.
Что ж…
Арагами-тари первой ступила на песок, заодно активируя защитный костюм. От укуса змеи он не защитит, но змеи – это змеи, их не трогаешь, и они не тронут. А вот блох песчаных нахватать станется. Попробуй потом избавься от этой заразы.
Песчаница спрыгнула легко и, распрямившись, потянулась. Она подняла руки над головой, и полупрозрачные браслеты зазвенели. Покачнулась влево, наклонилась вправо.
Вздохнула и крутанулась на пятке.
– Без фокусов тут!
Пара ксиросов выросла за спиной. Оба в броне, прикрывавшей бледную ноздреватую кожу. Лица почти скрыты масками. Световые фильтры развернуты. Преобразователи работают, насыщая воздух азотной смесью. И выглядят ксиросы грозно, если не знать, до чего хрупки их кости.
А мышцы и вовсе слабы.
Не приспособлены к длительному нахождению вне водной среды. И экзокостюм вряд ли помогает им.
– Вниз…
Сам айварх не сунется.
Плохо.
Если убрать его, прочие отступят, хотя бы потому, что вряд ли кто-то еще знает, что делать дальше. Такие, как айварх, не любят конкурентов, а потому второго потенциального лидера среди пиратов нет.
А вот инструкции на случай бунта заложников имеются.
И это нехорошо.
Все нехорошо.
Рассыпавшиеся пылью статуи. Песок оплавленный. Потекшие стены.
Город пострадал, но Арагами-тари надеялась, что нижние ярусы остались целы.
– Куда идти? – осведомилась она.
Если убирать айварха, то так, чтобы другие видели.
Быстро.
И жестоко.
Чтобы в этих, затуманенных лозунгами головах появилась мысль: нужно договариваться.
Она подумает об этом. Всенепременно.
Песчаница первой шагнула к проходу. И защитный костюм она не стала активировать. Мелодично звенели браслеты, но Арагами-тари подозревала, что звук этот слышен лишь ей.
Зато за спиной послышался скрежет.
Разведчиком обзавелись?
Не такая и старая модель, позапрошлого года. Расширенные сенсоры, интеллект на кристаллах, пусть и довольно примитивный, способный к решению двухранговых задач, и все-таки… Откуда взяли?
Сняли с корабля?
Купили через посредников? Все-таки стоит задуматься о введении ограничений.
Разведчики неагрессивны. Плоское вытянутое тело его двигалось медленно, хотя конкретно эта модель способна была развить изрядную скорость.
Покачивались вибриссы сенсоров.
С тихим шелестом двигались тонкие ноги, впиваясь в породу. То и дело разевался рот, в который подвижные жвалы забрасывали куски руды. Автоматический анализ ее передавался в управляющий центр. Впрочем, Арагами-тари сомневалась, что пиратов заинтересует аномально высокий уровень иррадия, весьма традиционный для городов Древних.
Изредка разведчик останавливался, испуская протяжный низкий звук. И эхолокаторы его, принимая ответ, рисовали узор подземелий.
Сколь ни печально признать, давно следовало сделать их план.
А теперь бреди в полутьме, надеясь, что оставлять в подземельях заложников пиратам невыгодно.
Холод.
И пыль под ногами. Шелест, едва различимый ухом. Но Арагами-тари успевает сделать шаг назад, пропуская тонкую ленту змеи. Если пираты надеялись, что бомбардировка избавит город от обитателей, то зря.
Песчаница замерла на мгновенье.
И вновь подняла руки над головой.
Нельзя упускать такую кровь. И хорошо, что старуха ушла… Нет, так думать неправильно, пусть Древние примут ее душу с почетом, но… она бы в жизни не выпустила девочку. А так хорошая пара получится. И детки, если повезет, кровь переймут. Или внуки. Или правнуки.
Или, на худой конец, образцы можно будет заморозить.
Для внутрисемейных нужд.
Арагами-тари переступила через бледного листвяника, а девочка закружилась, завертелась в танце. Шелка окутали ноги ее, браслеты задрожали, а с потолка посыпалась пыль.
Один из сопровождающих поднял плазмомет.
– Выстрелишь, и всех здесь зажарит, – не оборачиваясь, сказала песчаница на всеобщем. – Здесь стены… особенные…
Она засмеялась.
Поверили ли ксиросы? Неважно, главное, проверять не рискнули.
– Иди. Вниз.
– Иду, – песчаница крутанулась и, оказавшись рядом, велела: – Никого не трогайте. Никого не бойтесь. Сердце стучит. Пустыня зовет. Говорит, пришло время…
Расплывшиеся зрачки.
И улыбка почти безумная… о нет, не время для транса… Арагами-тари, конечно, лишь читала о подобном, все-таки народ этот считался безвозвратно утерянным – интересно, какие еще тайны скрывают кланы, – но и прочитанного хватит, чтобы понять: с песчаницей в трансе она не справится.
Та просто-напросто не услышит голоса разума.
И вообще ничего не услышит, кроме зова Великой пустыни.
– Будь рядом с ней, – велела она невестке, и та кивнула. Да и вторая девочка не заставила себя уговаривать.
– Видите, что вы натворили? – она обращалась не к ксиросам, но к тому, кто смотрел их глазами. Камеры, надо полагать, работали исправно. – У нее истерика… И если вы решите оставить ее здесь, истерика начнется у остальных.
Невестка тотчас громко всхлипнула.
Не стоит переигрывать.
– Идите, – велел левый ксирос. И массивная туша георазведчика зашевелила конечностями.
Глава 29
Вода звала.
Я слышала ее голос – такой знакомый, такой ласковый. Она пела о том, что мой дом – суть вода, три четверти от мира, и я сама…
Во мне живет память.
Та самая память, которую я по сей день считала выдумкой, но теперь…
Я помнила тьму первозданного океана и то, как плоть его исторгла землю и создала тварей морских, а после и наземных, но сохранивших связь со стихией. Я была эволюционным древом.
И рыбой.
И зверем.
Я была травой и косулей. Волком и грибом. Я была нормальна и совершенно безумна. Я…
Была.
