Она втянула холодный воздух и отвернулась, скрывая улыбку.
Нкрума, вредный мальчишка, был здесь. И если так, то бурю он пережил. Что ж, оставалось надеяться, что и девочка цела.
Арагами-тари очень не любила, когда что-то или кто-то мешал ее планам.
А планы у нее были грандиозные.
– Он был в костюме!
Кажется, ее визави не был готов поверить в скорпиона.
– У пустынного кассара на редкость крепкие иглы и удар хорош. Пробивает броню второго и третьего класса. Разденьте его и увидите.
– Пошла отсюда! – рявкнул айварх и занес руку для удара.
Но ударить не посмел.
Жаль, это стало бы хорошим поводом снести ему голову.
Нкрума смотрел на женщину, которой полагалось бы умереть.
И не однажды.
Первый раз, когда она коснулась теплой гадючьей чешуи. Пустынные змеи были на редкость нервозны и быстры. А нынешняя, судя по размерам, огромным даже для гадюки, разменяла не один десяток лет. Бледная чешуя ее искрилась и поблескивала, показывая, что уровень бельтодия в этой чешуе запределен.
Второй раз, когда подобрала хармара, существо в целом мирное и малоподвижное, но обладающее отвратительной привычкой хватать все, что оказывается в непосредственной досягаемости.
К примеру, руки.
А этот обнял, прижался и глаза закрыл.
В третий раз ее должны были убить скорпионы, выводок которых устроился в складках ее наряда. И это не говоря о рапане, который кружил, ухал, но нападать не спешил. А после и вовсе разлегся, шею вытянул и уткнулся в руку уродливой мордой.
– Хороший… – голос женщины слегка дрогнул. – Извини, что испугалась. Я как-то не привыкла к таким знакомствам.
Рапан засвистел.
И зажмурился, когда пальцы ее пробежали по паутинным бугоркам. Тяжкий вздох потревожил гадюку, заставив открыть оба глаза. Змея предупреждающе зашипела, а рапан мелко-мелко застучал хвостом.
Нкрума же задумался, не случилось ли ему попасть в ловушку?
Скажем, газа надышаться галлюциногенного. Или не газа, яды всякие бывают… И может, тело его где-то там, у дома осталось, тогда как сознание гуляет неисследованными тропами разума.
Извернувшись, он ухватил себя за хвост и вцепился в него.
Боль была такой, что Нкрума не выдержал и подпрыгнул, издав обиженный визг. И рапан заухал, этак с укоризною. В голосе его послышались хорошо знакомые ноты: мол, такой большой, а глупости творишь.
– С тобой все в порядке? – нервно поинтересовалась женщина, пытаясь отодрать хармара, явно не желавшего расставаться с рукой. – А я… я в туалет вышла… очень захотелось, и…
Нкрума присел и попытался поймать хвост, чтобы зализать рану. Но хвост ему больше не верил и норовил ускользнуть из лап.
– А тут он… Я убежала вон туда, – она махнула рукой на узкий проход. – Застряла немного… и они вот пришли. Представляешь?
Нет.
И представлять не желал. Что бы ни было в том проходе, оно явно воздействовало на разум существ, заставляя их вести себя нетипично. Но как только воздействие прекратится…
– Тоже думаешь, что они меня сожрать хотят?
Рапан заурчал, явно возмущенный подобным предположением.
– Я не знаю, как их снять. И может, ты приобретешь обычный вид? А то мне как-то среди этого зоопарка неуютно.
В ее словах имелся смысл.
Чувствовала я себя… да полной дурой чувствовала.
Ожерелье из живой змеи немалого веса. Браслет из твари неведомой, но явно хищной, вон, зубы острые в три ряда. Плюс подвески из скорпионов данью местному безумному дизайну.
Ладно, главное – пока цела.
Жива.
А что дальше… Надеюсь, жених в курсе, что с этим зоопарком делать, а то ведь нервы у меня не железные, могу и в истерику удариться. Я отвернулась, позволяя ненаглядному сменить ипостась, и так стояла, разглядывая шипастую морду создания, на которой застыла гримаса величайшего блаженства.
И он, выходит, любит, когда за ухом чешут.
Уши, правда, были весьма и весьма условные, но…
– Агния, – осипший голос заставил обернуться. – Пожалуйста, расскажи, что произошло.
Да кабы я знала… Главное, жених разогнулся и выглядел относительно целым, хотя и потрепанным. Зверюга потянулась было к нему, заухав, но я топнула ногой:
– Стоять. Никто никого есть не станет. Понятно?
– Понятно, – мрачно отозвался Нкрума. – Но, может, ты снимешь гадюку? Она ядовита.
Об этом я сама догадалась.
Здесь, по-моему, неядовитые твари не водятся. А если уж природа обделила отравой, то щедро отсыпала когтей с зубами. Я вздохнула и, погладив змею – как ни странно, прикосновение к ней не вызвало отвращения, – попросила:
– Давай ты меня отпустишь? Хочешь, я тебя на колени возьму? А то ты очень тяжелая.
Я присела на какой-то обломок и почти без страха отпихнула уродливую морду, вознамерившуюся устроиться у меня на коленях. И змеюка одобрительно зашипела. Она стекла на эти колени, свернувшись в несколько раз и устроив голову поверх колец.
Скорпионы зашелестели, будто советуясь, но тоже сползли на землю и исчезли где-то в трещинах.
– Я действительно не понимаю, что происходит, – я провела мизинцем по плотной чешуе. – Просто скажи, что этому есть объяснение.
Нкрума покачал головой, а потом неуверенно ответил:
– Возможно, какой-то подземный газ или излучение?
Это он у меня спрашивает? Хотя чем бы это ни было, главное, чтобы не прекратилось в мгновение ока. Как-то…
Мысль, несомненно глубокую, прервало протяжное гудение, а затем взрыв сотряс потолок, обрушив на нас град из песка и щебенки. Я только и успела, что икнуть, как сверху оказалось огромное тело зверя.
Массивные ноги.
Гладкое брюхо.
И кажется, я на змею упала, но та, вместо того чтобы впиться в тело, как положено приличной гадюке, лишь зашипела и медленно, с чувством собственного достоинства, выползла из-под меня.
Снова ухнуло.
Громыхнуло.
И на грохот этот зверь отозвался рассерженным ревом. Я его понимаю. Сидишь тут в пещере, а какие-то неразумные существа ее ломают пренаглым образом, того и гляди разрушат. И пожалуй, зверь пришел к тому же выводу, а потому загудел, подхватил меня за шкирку – подхватил аккуратно – и куда-то потащил.
Надеюсь, не жрать.
Я только и смогла, что пискнуть.
– Стой! – Нкрума поднялся на четвереньки. – Стой, кому говорят. Агния, прикажи ему!
