Что-то треснуло.
Хлюпнуло.
И руке стало тепло и влажно, впрочем, вскоре тепло сменилось холодом, а черная жижа, просочившись сквозь пальцы, растеклась по тыльной стороне ладони. Плевать она хотела на законы физики.
– И дальше? Мне раздеваться?
Жених пожал плечами:
– Если есть желание. Но, в принципе, одежда для них не является преградой.
Я чувствовала, как оно расползается по телу, и с трудом сдерживалась, чтобы не завизжать. Неприятно – и все тут, будто змеиную шкуру натягивают.
– А оно в рот не полезет?
– Нет. – Он наклонился и, достав из коробки нечто круглое и плоское, протянул мне. – Это маска. Крепится…
У виска, я поняла.
Надо было лишь прижать, и треклятый диск сам прилип к коже, чтобы в следующее мгновение распуститься полупрозрачными лепестками. Я и пискнуть не успела, как оказалась внутри пузыря.
– Спокойно, – жених удержал меня за руки. – Это нужно, чтобы ты не задохнулась, если поднимется ветер.
– А ты?
– Я уже взрослый. У меня волосы в носу растут. Естественный фильтр. И роговица куда плотнее вашей.
Я только и нашлась, что кивнуть. Оказывается, и от волос в носу есть польза. Пузырь перестал быть пузырем, лепестки опали, плотно облепив лицо, но на сей раз ощущение не было неприятным. Воздух эта маска пропускала, а остальное… привыкну.
– Пояс. – Он протянул что-то, больше напоминающее сбрую.
– Спасибо.
Сама бы я с ней долго провозилась, а вот жених мой с этой упряжью разобрался за пару секунд. Что-то подтянул, что-то подправил, и вот уже я – гордая обладательница собственного пояса с парой пистолетов, а заодно двух перекрещенных на спине пулеметных лент.
Патроны, правда, были веселеньких расцветок.
– Картриджи для воды. – Нкрума коснулся бледно-голубых. – Стандартизированный паек.
– А он не испортился?
Ящик выглядел несколько запылившимся.
– Срока годности не имеет. Антисептик для первичной обработки ран. Противоаллергенное. Универсальное противоядие против ядов гемолитического типа, нейролептиков…
И чем дальше он говорил, тем яснее я осознавала, что идея и в самом деле была неудачной. И если бы не шлея… нет, не шлея, а гордость.
Признать, что была не права?
Ни за что.
Поэтому слушала. Кивала. И пыталась запомнить.
Пакет для остановки кровотечений с биоклеем. Колония кровезаменителей. Порошок от… порошок для… Боже мой, надеюсь, ничего этого мне не пригодится.
– И последнее, – Нкрума вытащил серебряную звездочку, которую ловким движением приклеил мне на лоб.
Вот тебе и Царевна Лебедь, чтоб ее… Осталось месяц под косу – и будет совсем хорошо.
– Это маячок. Если вдруг что-то случится, достаточно нажать, и пойдет сигнал спасателям. Эвакуируют в течение получаса. Понятно?
Понятно.
Дайте два… а лучше три, ибо не с моим везением… Но я промолчала и выдавила из себя улыбку.
– Идем, да?
Он тяжко вздохнул, бедолага, не повезло же ему.
Нкрума подошел к окну и, надавив на подоконник, поднял тяжелую раму. Поманил меня.
– Погоди, – я остановилась, понимая, что если сделаю шаг, то обратного пути уже не будет. И пусть мне не сильно нужен этот обратный путь, но…
Насмешливо приподнятая бровь.
Надо же, и на этой львинообразной физии возможны эмоции.
– Волосы. Подобрать надо. – Я забрала волосы в хвост. – Веревочки не найдется?
Плести косу на скорость я еще в университете научилась, и не только быстро, но и аккуратно, ибо будущий врач должен быть всецело опрятен.
Веревочка нашлась.
И Нкрума с мрачной торжественностью перевязал ею мою косу.
– Может, все-таки останешься? – спросил он, впрочем, без особой надежды на согласие. И я не стала разочаровывать, помотала головой.
Столько мучений, чтобы остаться? Нет уж, прогулка так прогулка.
Ветер принес запах песчаной бури.
Тонкий аромат, который тотчас растаял, оставив на языке непривычную сладость. И наверное, не стоило ветру верить.
Он еще тот обманщик.
Анемоны были спокойны. И пара медвяниц медленно ползала меж корней их. Поблескивали на солнце медные панцири, медвяницы были неторопливы и деловиты.
Буря, если и будет, то нескоро, к ночи, скорее всего. Успеют вернуться.
Нкрума перемахнул через подоконник и подал руку. Девушка была очаровательно неловкой. Встав на колени, она свесила голову, разглядывая что-то на земле.
– Извини, – ее голос чуть дрогнул. – У вас все иначе. Я никогда не была в пустыне. Раньше.
– У вас пустынь нет?
– Есть… и большие, но не такие, как ваша.
Анемоны замерли.
И спустя мгновенье зашевелились, закачались, меняя окрас, будто желали понравиться ей. Глупость, это лишь реакция на чужака.
– Иди рядом. – Нкрума ступал по той дорожке, которая вела к забору в обход дома. Другая была короче, но пролегала аккурат перед окнами. Ему же совершенно не хотелось быть замеченным матушкой.
Вряд ли она поверит в историю о романтической прогулке.
Невеста шла осторожно.
И старалась не шуметь, но получалось у нее плохо.
– Можешь не таиться, – сказал Нкрума, когда переступил черту сторожевых лиан. Разморенные солнцем, они были по-дневному ленивы. Темные плети побегов шевелились, но вяло, скорее прислушиваясь к происходящему, чем намереваясь остановить.
Охрана переведена в режим гостевого дня. И лианы отдыхают, как и тонкие, почти скрытые в их зарослях клубки игольников.
– Это не похоже на пустыню. – Невеста остановилась у клубка, который раскрылся, ощетинился сонмом бледно-лиловых колючек. – Красивый…
Игольник качнул редуцированными листочками.
– Здесь есть вода… в принципе есть, на глубине. Приходится прокладывать скважины, выводить на поверхность, но…
Она вновь кивнула и не стала возражать, когда Нкрума взял ее за руку. Ладошка хрупкая, как стебель того же игольника, который чуть сдави – и рассыплется.
Правда, осколки вопьются в шкуру, открывая симбионтам доступ к свежей крови, и воспаления не избежать.
– Здесь многое в замкнутой системе. Вода очищается, часть поступает наружу, поддерживая сад, остальное – возвращается в дом. Есть накопительные баки – на случай дождя.
– А дожди бывают?
– Последний шел, когда мне было тринадцать. Я хорошо его запомнил.
