– Поздравляю, – прокаркала она. В библиотеку забрели несколько ее котов.
– Долговато тужился, – добавила она.
– Все ждут, – сказала Мама, снова распахнув руки и подтолкнув их к массивным дубовым дверям. – В буквальном смысле все. Хочешь верь, а хочешь нет, но твоя толпа будет побольше, чем у Будды. Ты, Майло, – самая старая человеческая душа. А ты, Сюзи, – не знаю, смогу ли когда-нибудь привыкнуть к этому имени, – ты просто что-то с чем-то. На самом деле никто не знает, что с тобой теперь будет. То есть тебя породил вселенский разум, но не как человека, а теперь ты возвращаешься, прожив человеческую жизнь…
– Я рискну, – сказала Сюзи. – Всяко лучше альтернативы.
У Майло немного закружилась голова; ноги подкашивались. Слишком много нужно осознать. Почти как на выпускном, но не совсем. Похоже на… Он не знал, на что это было похоже.
За спиной раздался голос Няни.
– Обещаю, – сказала она низким, теплым голосом мамы или бабушки, – что по ту сторону Солнечной Двери тебя ждет только счастье и единение. Вот увидишь.
Она обняла сзади. Ощущение, как будто тебя обнимает добродушный прутик.
Он ей верил.
– И кстати, – сказала Сюзи. – По поводу Солнечной Двери.
– Ммм? – хором удивились Мама с Няней.
– Мы пойдем вместе.
Мама и Няня переглянулись. Беззвучно что-то обсудили. Пожали плечами.
– Можете попробовать, – сказала Няня. – Хотя так не положено. Видите ли, в Сверхдуше всё едино.
– Мы не спрашиваем, – сказал Майло.
Мама и Няня выглядели немного взволнованными, но кивнули. Майло взял Сюзи за руку, и они вместе предстали перед дверьми. Двери широко распахнулись. Внутрь хлынул свет, ослепляя их. Крики и вопли оглушили их. Им не оставалось ничего, кроме как послушно двинуться вслед за Мамой, которая, наподобие мягкого буксира, потянула их в самую гущу столпотворения.
Чьи-то пальцы касались их, пока они шли. Мама толкала их вперед. Они протискивались через толпу, словно горошины в тюбике зубной пасты.
Люди были везде, прямо как последователи Будды. Холм, заливные луга и мост были усеяны бурлящей, копошащейся толпой; тут и там кто-то махал, пел; всюду – буйство красок, пестрые флажки. В городе под холмом люди стояли на крышах домов. В воздухе парили воздушные шары и жужжали цеппелины.
Люди были и в реке. Забредали так глубоко, как могли, и стояли, аплодируя и ликуя. Казалось, их чистый восторг был осязаем. Они радовались, потому что стали свидетелями чуда, происходившего с Майло и Сюзи, и знали, что когда-нибудь настанет их черед.
Воздух над рекой звенел и трепетал, как будто кто-то ударил в невидимый гонг. Лучащиеся волны света и радости сливались воедино и образовывали подобие туннеля.
Они достигли берега реки и побрели по мелководью.
Сюзи взяла Майло за плечо, их глаза встретились. Заключив друг друга в объятия, они позволили толпе нести себя в нужном направлении.
Во взгляде Сюзи сквозило безумие, она не могла произнести ни слова. Майло склонился, чтобы поцеловать ее, увидел, как глаза ее сомкнулись, а губы приоткрылись…
Дверь будто обступала их, затягивала внутрь.
Они были двумя пловцами посреди потопа. Майло почувствовал, как их души растекаются, подобно арахисовому маслу. Идеальное ощущение. Даже по-своему сексуальное. Они пронизывали друг друга, слившись в долгом, страстном, влажном поцелуе, и вместе плыли сквозь Сверхдушу.
Вместе.
Всего секунды три.
Глава 26. Сверхдуша
Представьте, что вы земляной червяк. И у вас есть подружка, тоже червяк, с которой вы знакомы, сколько помнит ваш убогий червячный мозг. И любите друг друга с безумной примитивной силой. Так, что представить жизнь без нее неспособны. Если способны вообще что-либо представить. Но, проснувшись в один прекрасный день, оказываетесь человеком.
Вы громадный, как все люди, и сведущи в разных людских премудростях. У вас пивной живот и бейсболка Нью-Йорк Рейнджерс. Господи Боже! Вчера вы могли только ползать в грязи. А сегодня у вас диплом спортивного маркетолога. Вы разбираетесь в налогах и строении солнечной системы. Читаете и пишете по-испански и по-английски. У вас есть лучший друг, бывшая жена и ребенок, с которым вы видитесь по выходным. Вы бывали в Бразилии и в Европе, что для земляного червя равнозначно посещению отдаленных галактик, хотя от одного упоминания «галактик» червячный мозг просто лопнет.
Так вы думаете, что потеря червяка-подружки разобьет вам сердце? Разрушит былое я? Таки нет. Дело вот в чем: вы и ваша подружка-червяк никуда не пропали, но заняли свое место в несметных кладовых вашего нового мозга. Там вы и еще триллион червей. Но вам все это невдомек. Да и зачем? У вас впереди перспективы для чудесного нового, древнего я. Теперь вам многое очевидно. Время. Гравитация. Какая вилка для чего. Застежки молнии. Бесконечность пространства. Такос. И это все часть вашего сна.
Пройдет миллиард лет. Мог бы пройти, если время не окажется частью сна. Хорошо, вы спите миллиард лет. В чем разница? Миллиард лет проходит в безбрежном океане сна.
* * *
И однажды вам приснится, что вы древняя душа по имени Майло, по колено в реке, рука об руку с древней душой по имени Сюзи.
И все возвращается. Все. Вы больше не помните, что это сон. И начинаете с места, где прервались, долгим, сочным поцелуем. (В голове какие-то обрывки о гравитации и китайских диалектах, но они растворяются.) После вы заходите глубже в реку, которая уносит вас, и переживаете таинство рождения. Вы держитесь за руки. Ничто не пытается вас разъять. Вы повисли в воде, между жизнями и мирами. Река несет вас, время обволакивает вас, сквозь вас проплывают сомы.
Глава 27. Голубой ручей в Мичигане и прочие жизни
Они вернулись порознь, затерявшись в глубине веков, и не встретились, пока не стали взрослыми.
В свои шестнадцать Сюзи работала прислугой в монастыре Святого Томаса в Савиньоне. Как-то ночью ее встревожили странные звуки из усыпальницы несчастного архиепископа Гильема. Превозмогая страх, она отворила двери и обнаружила скорчившегося внутри пригожего, хотя и запылившегося, юношу.
– Слава! – вздохнул юноша. – Я вновь могу дышать!
Они влюбились с первого взгляда. Иначе он не признался бы ей, что случайно захлопнул двери, собравшись ограбить могилу старого Гильема, а она не предложила бы ограбить оставшиеся восемнадцать захоронений собора, а потом бежать, покуда не рассветет, куда-нибудь на юг Франции.
– Идет! – воскликнул юноша и подарил ей страстный, будоражащий поцелуй.
Удивительно глубокий поцелуй, полный неведомых тайн.
– Mon Dieu! – ахнул Майло.
– Mon Dieu! – ахнула Сюзи. – Силен же ты целоваться!