И все сорвались с места.
Ранним утром все было готово. Они связали подобие лестницы с дополнительными веревками для опоры по обеим сторонам, скрепив всю конструкцию бечевкой. Оставалось переправить через ущелье свободный конец, за который потом перетянуть остальное.
Тогда, если бы кочевники и решили пуститься в погоню, у жителей деревни хватало времени укрыться в горах либо спуститься в долину и отправиться дальше по реке, по торговому пути в сторону моря.
Собрав только самое необходимое, они вереницей шли через покрытые туманом поля. Вдоль клокочущей бурой реки, не говоря ни слова. Майловасу шел первым, голову и плечи его украшали оранжевые цветы. Его друг Санжив шел рядом. Следом кузнецы и их подручные тащили на плечах огромные мотки веревок.
На подходе к ущелью Санжив вернулся к вождю и заговорил с ним почтительно, но с большой страстью.
Спустя минуту он снова поравнялся с Майловасу и сказал:
– Протяни руку.
Майловасу повиновался, и медный браслет вождя оказался у него на предплечье.
– Сегодня, – произнес его друг, – ты будешь нашим вождем.
Майловасу постарался обуздать гордыню, ровно как и страх, не позволяя ему всецело собой завладеть.
– По здравом размышлении, – заметил он, – браслет слишком широкий. Он соскользнет с руки и потеряется.
Санжив снял браслет и обмотал бечевкой, чтобы он сидел плотнее, и вновь надел на руку Майловасу. Друзья обменялись поклонами и через несколько мгновений уже стояли на краю ущелья. Времени на церемонии не оставалось. Если прислушаться, через гул воды уже можно было различить хриплые голоса, поющие вдалеке, за деревней и рекой, где пролегала тропа Анахарранья.
Самый крепкий кузнец, по имени Уманг, напоминавший взобравшегося на пенек быка, приблизился и проверил крепость узла на веревке вокруг пояса Майловасу.
– Готов? – обратился он к мальчику.
– Готов, – ответил Майловасу. Страх сковал его, отнял дыхание, стискивая грудь железным обручем, он едва сдерживался, чтобы не обмочиться. Другой край ущелья был метрах в сорока и, казалось, вырастал, так что пришлось отвести глаза.
Уманг сжал его запястья, крутанул над собой в воздухе и с истошным воплем швырнул через бездну. Попытка не удалась. Он полетел, раскинув ноги и руки, точно белка. Но мальчик все же не белка, и, не преодолев темную глубину клокочущего внизу потока, он устремился вниз, с веревкой позади (точно роскошный длинный хвост). Он обмочился, но не закричал. Напастей, что обрушились на него, было слишком много, чтобы они слились в одно чувство, вроде страха или грусти. Прежде всего, ужас осознания, что жизни пришел конец. Тут же мысли о страшной участи, что ждала его близких. И все это бушевало в голове, как разъяренный слон, а затем, когда он скользнул из утреннего света, погружаясь все глубже во тьму, наступила тишина.
Падение не погубило его. Он врезался в куст на краю замшелого утеса и свалился в бурлящий поток. Вода вынесла его на камень, задохнувшегося и обессиленного. Мгновением раньше голос в его голове стих, а свет померк. Теперь широко открытые глаза видели, уши слышали. Но недолго. Он провалился в сон.
Когда он проснулся, на соседнем камне сидела маленькая девочка. Глаза ее были не меньше, чем у него, и смотрела она так, точно прежде никогда не видела мальчика, искореженного и умирающего на дне ущелья. Она была завернута в нечто длинное и черное – то ли мантия, то ли крылья. Длинные черные волосы каскадом падали на плечи.
Он понял, кто это. Да и кем еще могла она быть?
– Не знал, что Смерть девочка, – шепнул он голосом тихим, как вздох мотылька. – И так молода.
– И вовсе не молода, – ответила она. – Стара настолько, что уже устала об этом думать. Просто хотела тебе понравиться. Ты очень храбрый и умный для своих лет.
Майловасу почувствовал, как сумерки окутывают его внутри.
– Не хочу забирать тебя, – прошептала девочка. – Ты прожил жизнь так прекрасно. Ничего подобного мне прежде не встречалось. Наверное, при рождении тебе дали лишнюю душу.
Попытавшись ответить, Майловасу задохнулся. Его тело задергалось. Девочка склонилась и поцеловала его в лоб, и он точно растворился… Он лежал на деревянном мосту через неспешно текущую синюю реку. Зеленые луга вдоль берегов пестрели луговыми цветами. Он был прежним, даже немного подрос. Браслет с его руки пропал. Жаль, ведь он его заслужил. Вместо девочки рядом с ним уже была женщина. Бледная кожа, бездонные черные глаза. Что-то вроде накидки или крыльев?
Длинной тонкой рукой она приподняла его голову.
– В другой раз постарайся прожить подольше, – шепнула она.
– Ладно, – ответил он.
Женщина была той самой девочкой – Майловасу толком не понял, как догадался. Прежде чем он успел спросить, та шагнула назад, освобождая место еще двоим персонажам. Необъятных размеров тетке и пожилой даме с котом.
– Идем, – сказала громадная тетка. Пройдя по мосту, они оказались в городке на берегу реки, в окружении красивых домов. Его провели в особняк с фонтаном во дворе и гуляющими павлинами.
– Ох, ё-моё, – повторил за отцом Майловасу. – Это как же? Разве мог я…
– Новичкам везет, – произнесла старуха с котом. – Пользуйся, пока можешь.
– Не просто везет. – Громадная тетка неприязненно покосилась на спутницу. – Твоя первая жизнь была безупречна. Ты мог достичь совершенства очень скоро – как знать?
Они собрались уходить.
– Стойте! – воскликнул Майловасу. Кто они такие? И что происходит? – Вы боги? Или души предков? – спросил он.
Громадная женщина потрепала его затылок теплой тяжелой ладонью.
– Мы всего понемногу, – сказала она. – Считай, мы частицы вселенной.
Юному Майло это мало что объяснило.
– А зовут вас как? – спросил он.
– Имена есть для всего, – раздраженно проворчала кошатница. – Меня зовут…
Воздух взорвался, будто наполненный невыразимой музыкой. Словно звезды загудели разом или вся могучая земля собралась чихнуть. Уши, казалось, лопнут. И рассудок разорвет…
Все прекратилось.
– Но ты можешь звать меня Няней.
– А я Матерь, – сказала толстуха. – Или Мама, Ма…
– Кто ты? – спросил Майло Смерть.
– Ее зовут Смерть, – ответила Няня.
– Я Сюзи, – возразила Смерть.
На слух Майловасу понравилось. Звучало необычно.
– С каких пор? – вытаращила глаза Мама.
– Вот с этих самых. Называть меня Смерть все равно что его «детской душой» или собаку «собакой». К тому же разве тебе понравилось бы назваться Смертью?
– Сюзи красивое имя, – сказал Майловасу.
– Пора нам, – примирительно заключила Мама. – Пусть отдохнет.
