– Я люблю тебя, – сказала женщина.
И он, Энди Майло Маклеод, тоже любил ее. Да еще как! Так же, как любил утренний воздух, низкие облака с уходящим за них солнцем, овец на дальнем склоне, море и скалы, где оно пенилось, и вот еще бы один ее поцелуй, кем бы она ни была…
Просвистел меч. Обжигающая боль. Мир закрутился, остановился, и он лежал лицом вниз в траве, пытаясь сморгнуть клевер. Дальше тени сгустились.
Он пришел в себя рядом с бледной девушкой, глядя на отрубленную голову.
Обрывки памяти соединились вместе, и теперь он знал, кто она такая.
– Мне очень, очень, очень жаль, – сказала она.
– Хороший был поцелуй, – ответил он. Все, чего ему теперь хотелось, поцеловать ее снова.
– Больно было? – спросила она. – С виду очень больно.
– Больнее, чем ты можешь представить, – признался он, потирая шею. – Наверное, как-то связано с тем, что тебе перерубают хребет. Сложно описать.
Обхватив руками его шею, она крепко к нему прижалась.
Произнесла ли она: «Я люблю тебя» прежде, чем отлетела его голова?
– Да, – сказала она. – И хрен с ним. Хотела сказать тебе это уже давно. Но в Загробной Жизни следует быть настороже, так что пришлось выбирать момент.
Майло обвел взглядом голову в луже крови и справлявшего тут же свою нужду шерифа.
– Идеально, – сказал он и обнял ее.
Они поцеловались снова, и оба знали, что их ждет продолжение.
– Я знаю, как описать ощущение, – сказал он. – Когда тебе отрубают голову. Точно тебе врезали по локтю что есть силы, но ты чувствуешь боль по всему телу. Особенно, знаешь ли, в шее.
– Спасибо, любимый.
Еще один страстный поцелуй, тем временем как шериф ухватил отрубленную голову за длинные рыжие кудри и сложил в старый мешок для зерна.
После того утра в северной Шотландии многое изменилось.
Они, во-первых, стали таиться. Не то чтобы это было так необходимо, но, черт побери, они не хотели, чтобы их разлучили.
В ту ночь в Загробном мире Няня, Мама и Сюзи привели его домой (в старую хижину возле гидроэлектростанции) и ушли. Потом, положив начало долгой традиции, Сюзи вернулась через кухонное окно с ворохом листьев и прохладным ветром. Они взялись за руки, направились к его скрипучей старой постели и долгое время, против обыкновения, провели молча. Все случилось так, как он ожидал, и в то же время – нет.
Им было тепло и спокойно. Оба и раньше чувствовали себя друг с другом «как дома». Но сейчас они стали так близки, как будто занимались любовью веками.
И не было особой мистики. Майло предполагал, что занятие любовью со Смертью сопровождают странные огни, тени и шепоты в темноте – возможно, даже боль, – но ничего такого не было. Только слабый красный отсвет в ее глазах. Несколько капель крови. Раз или два внезапный шелест и чувство тепла от мягких кожистых крыльев. А в один миг глаза ее расширились, будто выпивая его, и он точно провалился, поглощенный неизмеримым, как одна нота в симфонии, и кричал, кричал… В остальном все было удивительно естественно. После они отправились ужинать, и он поделился с ней десертом. Не потому, что хотел этого – просто быть любовниками совсем не то, что быть друзьями.
Вот почему спустя столетия Майло поднялся с заплесневелой постели и покинул сырой отстойный трейлер, где так и не смог толком заснуть, отправляясь искать ее, хотел того Космический Разум или нет.
Что, если ее затянуло в пучину вселенского инь-ян? – вопрошала часть его сущности. Что, если на самом деле ее больше не существует?
Он посоветовал этой части своей сущности заткнуться и продолжал вышагивать вперед.
В ларьке по пути он приобрел консервы, и открывалку, и запас воды в бутылках. Наволочка послужила котомкой, закрепив которую на плече он отправился – куда?
Багровая луна хоронилась за деревьями.
Майло шел, пока не оказался у железнодорожного переезда. Тут он положил свою котомку на землю и стал ждать.
Подлетевшая ворона уселась на железнодорожный указатель и, посидев немного, улетела. Вдали загудел поезд, приближаясь, как заведено у поездов, с грохотом, воем и лязгом на стыках рельсов. Поравнявшись, он снова загудел, так что Майло пришлось придержать на голове бейсболку.
Он закинул котомку в открытые двери теплушки и запрыгнул следом. Перекувырнувшись по грязной соломе, замер в темноте. Потом прополз на карачках к дверям и устроился на ветерке, глядя на луну, пока не заснул. Его разбудил какой-то шорох в дальнем конце теплушки.
Животное?
– Там есть кто-нибудь? – позвал он.
– Да, – ответил кто-то. – Кто-нибудь и компания.
– Тогда привет.
– И тебе.
Майло уставился в темноту, пока, попривыкнув, не различил три фигуры, сидевшие у задней стенки. Прежде, на Земле, ему случалось ездить на товарных, и окажись он там, достал бы свой нож и подобрал деревяшку постругать. Чтобы выглядеть непринужденно и показать, что он вооружен. Только ножа у него не было, да здесь и не Земля.
– Я ищу кое-кого, – сказал Майло.
– Ну, вот и нашел.
– Кое-кого конкретно, – уточнил Майло. – Смерть.
И добавил:
– Она моя подружка.
Клик-клак, перестук колес.
– А, ты про Сюзи, – откликнулся голос. – Так ты Майло. Слыхал о тебе.
– Десять тысяч жизней, – вмешался другой. – Ты, типа, Супермен.
– Ну, – сказал Майло, – мне про это неизвестно.
– А я слыхал от парня, который слыхал от другого парня, что ты зашвырнул в воздух слона, да тот так и не вернулся.
Майло поднял брови.
– Супермен или кто, – продолжил первый, – а якшаться с ними не следует. А то будет как с парнем, что женился на море. Слыхал про него?
– Меня предупреждали.
Тудух-тудух.
– И как она? – спросил третий.
Майло взвесил вопрос и нашел его уместным.
– Представь самую желанную девчонку из старшей школы, – сказал он. – Не твою подружку или, к примеру, с кем разок перепихнулся. А ту, с кем ничего не было. И о ком ты до сих пор вспоминаешь. Понятно?
Им было понятно. Каждому.
– Марша Фундербург, – задумчиво сказал первый.
– Ву Пинг, – добавил другой.
– Вики Тускедеро, – сказал третий.
– Ну, – сказал Майло, – как-то так.
Сквозь открытую дверь теплушки промелькнули огни. Наверное, чья-то ферма.
– Ну, – произнес первый голос после недолгого молчания, – не встречал ее. Извини.
