Иногда смерть бывала завораживающе прекрасной. Замерзая в бытность арктическим исследователем, он чувствовал только тепло, а мозг испускал импульсы мирного блаженства. Испустив дух с восходом солнца, он сверкал среди льдов подобно воспламенившемуся клинку.
Бывало, смерть приходила прежде, чем он успевал повзрослеть. Он знал, каково провести в детской больнице все лето, пока твои волосы выпадают, и умереть, сжимая игрушечного аллигатора Чарльза. Доводилось испытать чудесную смерть, вроде случая, когда он умер дважды. Раз на Гаити он прожил доходягой, покорно сносящим все удары судьбы. Корячился за гроши мойщиком туалетов, а потом БУХ – умер и оказался в могиле, преисполненный сожалений. Но могущественный дух вуду сжалился над ним и явился на могилу Джонатана в котелке и с неизменной сигарой. Лоа подарил ему еще один день. В этот день Джонатан Я-Я поцеловал женщину, которую вожделел только издали. Бросил работу мойщика туалетов и нанялся ковбоем. А потом вернулся в могилу, по-прежнему печальный и сильно уставший. Майло доводилось умирать в момент оргазма, после отличного ужина в теплой компании и когда к нему приходила настоящая любовь. В одной из последующих жизней он умер в летящем со скоростью света звездолете, в миг, когда пространство скручивается, как лист бумаги в конверте времени, и гудит, как бесконечно вибрирующая гитарная струна. Он падал с деревьев и давился вафельным тортом, умирал от съевшего его рака, и съевшей его акулы, и всяких агрессивных лошадей. Умирал от вредных привычек, ревнивых мужей и раз от укусов пчелиного роя, а еще по глупости – вроде случая, когда, работая продавцом в отделе бытовых товаров, засунул себе в нос воздушный шланг высокого давления, пытаясь рассмешить покупателей.
В промежутке между жизнями, перебирая разные случаи, ему иногда хотелось вновь испытать катапультирование в осажденную, голодающую Вену. Странное желание заново пережить свою смерть. Сорок раз просил он, чтобы это случилось.
– Зачем? – удивлялась Смерть.
Он собирался с мыслями.
– Я летел! – отвечал он. – И был невесомым.
– Нет ничего невесомого, потому мы и умираем, – говорила Смерть.
И он обращался к воспоминаниям – закрыв глаза, невесомый и стремительный, летел через огонь и свистящий ветер, и через клубы дыма из какого-то очага, пахнувшие луком и жареной собачатиной.
Глава 3. Сюзи
Что бы ни говорили, мы были созданы не из праха. Мы пришли из воды и, умирая, в нее возвращаемся. Подобно реке, впадающей в море, по желанию или против – роли не играет. Майло очнулся у воды, как приходилось делать едва ли не десять тысяч раз. Точнее, на железнодорожном мосту через сонную темную речку, изобилующую пнями и сомиками.
Разумеется, Смерть была неподалеку (впрочем, она терпеть не могла, когда ее так называли) и сидела нога на ногу, прислонившись к старой железной ферме. Она непременно оказывалась рядом, наблюдая за ним тусклыми, внимательными глазами из-под капюшона длинных черных волос.
В этом не было необходимости. Она могла бы вытянуть его жизнь и предоставить выкручиваться в загробном мире самому. Но не поступила так ни разу. Правда, вселенная могла обойтись часок и без нее. Другие Смерти тем временем делали свое дело, такие же темные, бледные и заботливые.
– Сюзи, – прошептал он.
– Тихо, – сказала она. – Сам знаешь, с разговорами надо повременить. Полежи тихонько пару минут. – Но при этом прикусила волосы, пряча улыбку.
Чтобы собрать дерьмо воедино, оказавшись в ином мире, душе требуется некоторое время. Как бывает, когда просыпаешься и какие-то мгновения фокусируешься, подбирая воспоминания прошлых жизней. Даже если проделывал это множество раз.
Наличие железнодорожного моста и сомовьей речки Майло не удивляло. Как говорится, что на земле, что под, все одно и то же. «Здесь внизу» еда, беседа, приют, воздух и кофе нужны столько же, сколько «там наверху».
Тело Майло было совсем, как «при жизни», только моложе. Из одежды лишь джинсовые шорты. Все, как и должно быть.
Спустя минуту Майло откашлялся и сказал:
– За акулу спасибо.
– Ты ведь знаешь, я не решаю, каким образом это случится, – ответила она. – Все выходит само собой. У вселенной собственный боа.
– Могла бы хоть вытащить меня пораньше… на самом деле, это чертовски больно.
На миг она рассердилась, и в глазах сверкнуло настоящее пламя. Потом взгляд прояснился.
– Цапаешься со мной, – уточнила она.
– Цапаюсь с тобой.
Где-то вдали прогудел паровоз.
Мост был ржавый, давно заброшенный, между стыками ферм росли трава и полевые цветы. Как видно, им не пользовались, но в загробной жизни это не означало, что внезапно не появится мчащийся поезд. Тут все было очень зыбко и имело особенность меняться в любой момент, стоило отвести взгляд. Или не отводить.
Майло спустился в заросли травы у реки, с опаской высматривая змей. Протянул руку помочь Сюзи, и та позволила помочь, что было весьма любезно. Ему хотелось побыть с ней подольше, пока он приходит в себя. Но рассчитывать на это не стоило. Скоро здесь объявятся новые персонажи.
Он оглядел заросли и воду. Пришел в себя минут пять-десять назад, а это означало…
– Пять, – прошептал он. – Четыре, три, два…
– Майло! – прозвенел голос за спиной.
Обернувшись, он увидел двух женщин, осторожно пробирающихся по берегу, переступая через сгнившие ветки, распугивая «Ква!» лягушек и «Плюх!» водяных черепах.
Сюзи театрально вздохнула.
– Пора мне восвояси.
– Сюзи…
– Я не в настроении. Тебе, понятно, невдомек. Но сегодня утром в море Кортеса перевернулся паром. Сто пятьдесят душ одним махом. Знаю, ты думаешь, это всего лишь работа, но…
Майло собрался ответить, но с поднявшим ворох сухой листвы порывом ветра она исчезла.
– Ладно, – и он обернулся к…
– Маайло!
Первая из дуэта, могучая древняя Мать Сыра Земля с широченной Оклахомской улыбкой, кинулась к нему, распахнув объятия.
– Майло, – кудахтала она, стискивая его. – Майло, Майло!
– Мама, – пропыхтел Майло в ее подмышку. (Пусть она и не была его матерью, он всегда называл ее так.)
Вторая женщина, с сигаретой в руке, напоминала чокнутую секретаршу на пенсии, доживающую деньки во Флориде. Ее сопровождал кот.
– Няня, – сказал Майло, протягивая ей руку.
– Ты опоздал, – ответила она дежурной фразой.
Ангелами они не были, равно как и божествами. Майло мог назвать тысячу вещей, которыми они не были, и не сказать наверняка, кем, собственно, являлись.
Нянин кот таращится на него, укоризненно подумал Майло.
