Сиграм скатился с кровати и завернулся в халат.
– Ничего, – сказал он, устраиваясь на скамье. – Я раньше тоже не любил. Но ты, наверное, еще полюбишь. Как большинство.
– Только не я.
– Ладно, Майло. Спи.
Прежде на Унферте никто не называл его по имени.
* * *
На другой день Сиграм дал ему одежду. Простую безрукавку из мешковины и короткие штаны с обрезком бечевки вместо ремня.
– Люди повсюду тебя разыскивают, – сообщил Сиграм за завтраком из холодных вчерашних объедков.
– Если придется говорить с ними, что мне сказать? – спросил Майло.
– Не стоит говорить правду. Это их напугает. Просто ступай к Томасу, и пусть он решает, как их отвадить.
Майло нахмурился.
– Уже уходить? Я думал, что остаюсь на неделю. Это из-за того, что я…
– Нет, нет. Я скажу Томасу, что доволен, не волнуйся. Просто мне нездоровится. Такое случается. Головные боли.
Майло не хотелось возвращаться к Томасу. При одной мысли об этом сфинктер его сжался.
– Слушай, – сказал он. – Позволь кое-что попробовать.
Сиграм напрягся.
– Ты это о чем?
– Доверься мне.
– Слушай, паренек, если думаешь заколоть меня, знай: прикончить толстяка не так просто. – Сиграм запнулся. Он будто почувствовал что-то, и настроение его изменилось. – Ладно. Что ты задумал?
– Закрой глаза.
Сиграм закрыл глаза. Майло обогнул стол, подошел к нему сзади и положил обе руки на большую толстую голову. Если ему как-то удалось защитить себя в космосе, быть может, он сумеет помочь и Сиграму. Как? Он не знал. И тоже закрыл глаза.
Мгновение он чувствовал пустоту, а потом словно океан оказался у него в руках. Нечто теплое и громадное, с электрическими приливами. Сущность Сиграма. Обширная, дремлющая неизвестность, боа, похожий на его собственного, но другой. Более древний. Пропитанный воспоминаниями. Боль.
Чем дольше удерживал в своих руках и сознании Майло эту чуждую сущность, тем сильнее чувствовал ее бремя. Перед ним была погнутая, искалеченная душа, низведенная до грани животного перерождения.
Майло услышал, как кряхтит под этой тяжестью. Он чувствовал, что может здесь потеряться, как в недрах собственной боли. Но помнил, что делает это сознательно, пытаясь помочь Сиграму. И раздвинул сумрак, погнал прочь иллюзии, пока, наконец, ему не показалось, что отыскал нечто от естественной человеческой природы.
Дверь. Дверь на темном морском дне, за которой спрятано и позабыто что-то очень важное. Майло открыл дверь, и хлынул свет. Он ощутил его руками, увидел своим внутренним зрением. Сиграм подпрыгнул.
– Господи Иисусе! – произнес он.
Простые нейроны, сказал себе Майло. Он перенастроил нейронные связи в голове Сиграма. Но эти самые связи, как воспоминания, создают человека.
Да, Майло! – возликовала его древняя душа.
Он выпустил голову Сиграма.
Сиграм сидел с разинутым ртом.
– Голова не болит? – спросил Майло.
Сиграм вскочил с невиданным для толстяка проворством.
– Что ты сделал?
– Думаю, улучшил работу твоего мозга.
Сиграм оглядел свой магазин, будто видел его впервые.
В глазах его появилось нечто новое, доселе невиданное на Унферте. Майло пока не мог дать этому названия.
– Господи, – выдохнул он. – Спасибо.
– Так мне можно остаться? – спросил Майло. Когда дело касалось Томаса, практичность выходила на первый план.
– Можно, – сказал Сиграм. – Но, думаю, не стоит. Не нужно убегать или прятаться.
– Он меня покалечит. Или убьет.
Сиграм замотал головой, едва не плача от счастья.
– Нет, если сделаешь с ним то же, что и со мной, – сказал он.
Майло трудно было такое представить. Он сплюнул на пол. Но, как бы там ни было, если Сиграм хочет, чтобы он ушел, он уйдет.
Он кивнул на прощанье и отправился по темному каменному лабиринту.
По дороге он блуждал в лабиринтах собственного мозга. Плыл через свой темный океан. Искал свою заветную дверь. И, отыскав ее, открыл. Шире… шире… шире…
Сиграм жил на втором уровне, через множество переходов и четыре поселения от жилья, которое Майло делил с Томасом. Майло выяснил, что, отправив внутренний сигнал, он способен «чуять» дорогу, которой пришел. И добрался до границ родного поселения, прежде чем его заприметили другие заключенные, опознав по видео, и увязались за ним. Его хватали, выкрикивая вопросы.
– Что ты там такое отмочил? – орали они. – Ты волшебник?
– Не знаю, – ответил он. – Я отключился, а потом пришел в себя.
– Врешь, засранец! Чего ты нам не говоришь?
– Ничего, – ответил он.
Кто-то схватил его за руку. Пустите, подумал он. На секунду его выпустили, будто вляпавшись рукой в какую-то мерзость, но тут же схватили снова, раздирая одежду.
«Пустите!» подумал он снова и рванул к дому Томаса. Задыхаясь и не чувствуя ног, он влетел на порог, и вот он, Томас – на полу, с какими-то железками из взятой на дом работы: трубы, уголки, гайковерты и прочее. Майло грудой рухнул у дальней стены, а свет в дверном проеме померк от ввалившейся следом толпы.
Томас с ревом вскочил, в каждой руке обрезок трубы. Хрясь! Сломанная челюсть, воющий агрессор. Толпа рассеялась. Томас обернулся к Майло. Глаза его горели.
– Рановато заявился, – процедил он сквозь зубы. – Я говорил: или он будет доволен, или…
– Он счастлив, – сказал Майло, с усилием садясь. – Слушай…
Но разозленный толпой Томас не желал слушать.
– Сиграм, значит, расщедрился? – прорычал он, хватая Майло за одежду. Он сжал пальцы, намереваясь сорвать безрукавку. Майло перехватил его запястье.
Свободной рукой Томас отвесил оплеуху.
– Охренел, парень?
Но Майло не отпускал.
Он вытерпел град ударов, удерживая руку Томаса из последних сил. В глубине сознания стали скручиваться упругие кольца, сила их пошла в руки. Он карабкался по ходам из света и кости и, наконец, ощутил в руках чуть менее обширный океан – сущность Томаса.
Он взвалил на плечи всю боль, удерживая ее, пока не нашел тайную дверь, и боль смыло, как волной. Открыв глаза, он увидел, что Томаса рвет в углу комнаты. Майло принес ему воды, помог напиться. Наскоро прибрался. Томас, наконец, успокоился. Он сел на пол посреди комнаты, поднял косматую голову, взглянул Майло в глаза и сказал:
– Да.
С Гобой было сложнее.
