Встречаться глазами с Нгату было опасно, но Майло рискнул.
– Мистер Хей?
– Сэр, а что, если Херидиа просто выбрал более изящную форму? И написал в стихах для литературного форума не из тактических соображений, а думая о красоте слога?
Нгату прошел наверх аудитории, сопровождаемый собственной позолоченной фишкой, и уставился на Майло через старинные очки.
– «Удушение Эмелины К.», – сказал Нгату, – была написана спустя три дня после объявления кислородного эмбарго колонистам Ганимеда и опубликована спустя неделю. Четыре тысячи человек умерли в результате эмбарго и еще шесть тысяч отправились на островные тюрьмы пояса Европы. По-вашему, Херидия, чья сестра умерла в монооксидном «инциденте», больше беспокоила поэтическая форма, чем голос совести?
Прочие студенты оторвались от своих книг. Майло отрицательно покачал головой.
– Это некорректная постановка, – ответил он. – Искусство связывает аспекты социальной справедливости и вопросы красоты. «Но Красота и Правда – одно»
[2], цитируя Эмили Дикинсон. И, мне кажется, Херидия думал о том же. Он понял, что его послание произведет наибольший эффект, выраженное изящным слогом и преподнесенное аудитории, способной оценить горькую иронию и скорбеть вместе с ним.
– Скорбеть? – глаза Нгату сузились. – По-вашему, писатель предпочел вызвать эмоциональный отклик, нежели…
– Люди сложно устроены, – прервал кто-то.
Все головы повернулись. Голос принадлежал студентке Элли Шепард.
– Мисс Шепард? – вопросил Нгату.
Элли Шепард пожала плечами.
– Возможно, у Херидиа было несколько причин писать в стихах. Я думаю… это… он собирался сказать.
Она указала на Майло. О, чудная рука! Элли Шепард казалась прибывшей из тропиков островитянкой. Под формой Королевского Колледжа прятались дремлющие кошечки. На теле ее не было места, которое в мечтах не ласкали бы руки Майло. Стоит заметить, тем же грезило большинство мужской части Королевского Колледжа и несколько представительниц женской. Элли Шепард совмещала пост президента и примы Клуба Овсяного Пудинга, восхваляемого всеми театрального кружка. Пожалуй, она была главной знаменитостью Королевского Колледжа.
Притом далеко не дурой.
Элли продолжала:
– Думаю, опрометчиво воссоздавать мотивы в таком сложном предмете, как сочинение поэмы, ведь соблазн логического объяснения слишком велик. Мы можем опираться на логику, но не можем представить масштаб всех бурь человеческой души, бущующих в тот или иной момент.
Она покосилась на Майло и подмигнула.
– Я бы сказал, – заключил Нгату, возвращаясь назад к доске, – что ваши аргументы заслуживают рассмотрения. Давайте обсудим. Как в одном человеке влияют друг на друга художник и политический манипулятор?
Майло едва слушал. Его вселенная была прикована к Элли Шепард, но смотреть в ее сторону он не осмеливался. Как ни старался он быть круче, чем положено в его пятнадцать лет, он мог лишь сидеть с пылающим лицом и отсутствующим взглядом, чувствуя растущее напряжение в штанах.
На следующей неделе Майло пережил кризис расстройства личности.
Был ли он просто милым вундеркиндом, чем-то вроде бирюльки для его сокурсников? Или его возраст уже не имел значения? Может быть, он погруженный в думы будущий Лорд Байрон? И представил, как его тайком фотографируют или снимают на видео.
Впрочем, скоро ему предстояло узнать, кто он на самом деле. В ближайшие дни очные клубы должны рассылать приглашения на осенний сезон, и все станет ясно. В Королевском Колледже будущее величие удостоверялось приглашением в клубы, посредственности, даже милые, туда не приглашались.
Бумажные, как в старину, приглашения оказались под дверью одним дождливым октябрьским утром.
Майло не получил приглашение от Дамоклова Клуба. Но получил теплые приветствия от Ячменных, Братства Тихо (научная организация), Харрисонов (литературный клуб издателей «Илиона»), Очной Команды Харроу и – о, что это! – Клуба Овсяного Пудинга.
И пока он обдумывал, как получить родительское дозволение для вступления в клубы, зажужжала его фишка.
– Майло? – пророкотал отцовский голос. – Слушай, если нет других планов… О, как твои дела?
На заднем плане был слышен голос матери Майло, напоминавшей о необходимости «быть внимательным».
– Отлично, пап. А ваши с мамой?
– Все нормально. Мама просила узнать, не найдешь ли время пообедать с нами в пятницу. Она давно тебя не видела.
Проклятье. Лорд Байрон не стал бы обедать с мамой и папой.
– Буду рад.
– Что ж, прекрасно. Приходи часов в пять, обед в шесть. Хорошего дня.
Фишка померкла.
– Да, – сказал Майло, – хотел просить разрешения вступить в Клуб Тихо, к Харрисонам, в Команду Харроу, в Ячменные и в Клуб Овсяного Пудинга, козлина.
В пятницу Майло не стал торопиться к родителям.
Окончив занятия в полдень, он решил побродить по городку. Будущий ученый и писатель, руки в карманах, открытый всем ветрам, в поэтических раздумьях. Через большой двор с лесом громадных каштанов. Вниз по мощеной улице от котельной к полю. Вдоль канала, где и задержался.
Он наблюдал привычную суету парней в попытке впечатлить своих спутниц катанием по каналу, толкаясь с кормы узких деревянных лодок длинным деревянным шестом. Большинство их составляли городские юноши, которым ничего подобного раньше пробовать не приходилось. Прочие, из сельской местности, могли разве что завести лодочный мотор. Почти все лодки кренились, едва не переворачиваясь, а девушки изо всех сил старались сохранять непринужденный вид.
Что касается Майло, он сызмальства плавал на лодке по каналу – как правило, с мамой вечерами по средам. И сейчас был настроен преподать старшим урок.
– Смотри-ка, юный Хей, – приветствовал его смотритель лодочной станции мистер Лежен. – Как твоя матушка?
– Прекрасно, сэр. Могу я взять лодку? Цена прежняя?
– Да, мистер Хей. Только потребуется подтвердить совершеннолетие. Вам уже восемнадцать?
– Мистер Лежен, вы ведь знаете, я умею управляться с этой…
– Как сам дьявол, сэр. Но если кто узнает, я потеряю свое место.
– Я возьму, – раздался знакомый, повергающий в трепет голос. – Заплати, Майло.
Элли Шепард.
Лучше бы он умер.
– Сомневаюсь… – начал он и тут почувствовал на руке прикосновение теплого котенка. И головокружительное благоухание.
Она уселась на носу ближайшей гондолы, глядя на него снизу через дизайнерские солнечные очки. Мистер Лежен вручил ему квитанцию и весло, и он вновь стал хозяином Королевского Колледжа.
