— Даже не знаю… Может, достать с полки Джудит и выгулять ее хоть раз? — хихикнул Доминик.
Марк взревел еще сильнее:
— Хах! Избави господи! Джудит!
Он отодвинул тарелку и притворился, что его сейчас стошнит.
— Ну вот, теперь я точно потерял аппетит!
Доминик снова подключился к беседе:
— Как жаль, что Наташа Мортенсен уволилась. С ней бы тебе точно было не стыдно появиться на людях. Уверен, она бы выбрала шикарный наряд — фея Динь-Динь бы нервно курила в сторонке.
Марк изобразил чересчур сильное отвращение.
— О, пожалуйста, Доминик, не говори при мне об этой придурочной лесбиянке.
— Вообще-то она не лесбиянка. На самом деле все это время Наташа встречалась с доктором Уайттингтоном; и может быть, они видятся и сейчас.
Кэтрин не могла понять, откуда у нее взялась мысль сказать это вслух и как у нее вообще наглости на это хватило, но теперь она знала точно одно: она не невидимка. Ибо взгляды всех присутствующих были прикованы к ней.
— Быть не может! — выпалил Доминик.
— Счастливая. Он просто красавчик!
От этой реплики Лидии брови Марка резко поползли вверх. Но он ничего не сказал.
Кэтрин пришлось закусить губу уже второй раз за вечер. Ей не нравилось, что ее дети так жестоки по отношению к ее лучшей подруге, а Наташа ведь всегда была к ним добра. Кэтрин было противно, а это ощущение она ненавидела.
— А у тебя как прошел день, дорогая?
Женщине потребовалась пара мгновений, чтобы понять, что ее муж только что о чем-то ее спросил.
— Ой! Прости, я задумалась. Все хорошо. Хорошо, спасибо. Все хорошо, — ответила она поспешно.
— Все хорошо. Хорошо, спасибо. Все хорошо! Вот, дети, как замечательно ваша мама провела этот день, в то время как мы горбатились над книжками. Очаровательно, — сказал ее муж.
Марк был чертовски умен. В его ремарке Кэтрин углядела довольно жестокую издевку над своей женой: она так любила читать, но тогда, когда все в Маунтбрайерз имели доступ к сотням книг, ей в чтении было отказано; но еще более жутко было осознавать, что Марк фактически показал их детям, насколько Кэтрин бесполезна. Впрочем, отвечать что-либо она не собиралась и просто стала убирать со стола. Обычно мытье посуды неплохо отвлекало от грустных мыслей.
Доминик и Марк отправились играть в крикет. Лидия осталась сидеть за столом, исподтишка наблюдая за своей матерью. Дочь Кэтрин выглядела очень озабоченной.
— Зачем ты так, мам? — спросила она.
— Как, Лидия? — опешила Кэтрин.
— Не могу описать точно, но ты как будто специально не принимаешь участия в том, что творится вокруг. Тебе нужно почаще участвовать в наших беседах за столом, так будет легче.
— Легче для кого, Лиди?
— Ну, вообще-то, для всех нас. Ты никогда не смеешься над папиными анекдотами, а ведь он так старается. Я знаю, что иногда он чересчур язвителен, но он же не всерьез. Папа — такой папа.
Кэтрин села в кресло напротив дочери; посуда может и подождать. Она чуть было не ляпнула: О, милая, еще как всерьез. Гораздо более всерьез, чем ты можешь себе представить.
Лидия не закончила.
— И когда мы куда-нибудь уезжаем, ты почему-то всегда в стороне. Когда мы втроем купаемся в море, ты сидишь на берегу с этим несчастным лицом. Почему ты никогда не заходишь в воду?! Не нужно так сильно стесняться, мам. Да всем до лампочки твой целлюлит — если он у тебя есть. Куча женщин в твоем возрасте не стесняются раздеваться. Лучше уж целлюлит, чем эти вечные льняные юбки. А то ты как будто в Викторианскую эпоху живешь и не имеешь права снять одежду! Тем более мы все уже давно просекли, что ты почему-то боишься оголять ноги, и понятно, что у тебя с ними какие-то проблемы.
Лидия с шумом выдохнула.
Кэтрин посмотрела на нее серьезным взглядом:
— Что ты обо мне думаешь, Лидия?
— Что ты имеешь в виду? — переспросила девушка.
— Я имею в виду, что ты думаешь, глядя на меня?
— Что я думаю? — повторила Лидия задумчиво. Она высунула кончик языка изо рта; так она всегда делала, когда пыталась сосредоточиться. Кэтрин часто замечала, что Лиди делает такое лицо, когда рисует. — Ну, вообще я не то чтобы часто про тебя думаю… — протянула девушка.
— Очаровательно! — вскричала Кэтрин и легонько хлопнула дочь тряпкой по спине.
— Нет, не в этом смысле. В смысле, что я уже привыкла к тебе, ты всегда рядом, вот в чем дело.
— На комплимент не очень-то тянет, Лиди!
— Глядя на тебя, я вижу свою мать, и поэтому я почти ничего про тебя не думаю. Ты же моя мама, ты всегда есть и всегда что-то… делаешь. Ты как фоновая музыка или любимая подушка. Мне не нужно тебя искать, ты всегда под рукой. В хорошем смысле слова, — слегка сумбурно пояснила Лидия.
Кэтрин удивилась:
— Фоновая музыка? В хорошем смысле слова?
Она силилась найти в этом хоть что-то положительное.
— Да. Ну вот бывает же плохая фоновая музыка — как, скажем, все эти попсовые бойз-бэнды или классика, которую я терпеть не могу. А ты другая; ты — как те мелодии, которые крутят в кафе, или как что-то успокаивающее, например, запах печенья или варенья. И это очень круто, — пояснила Лидия.
— Так, получается, я крутая, что ли? — улыбнулась Кэтрин.
Лидия фыркнула от смеха через нос и закатила глаза.
— Боже! Нет! Мама, ты вообще ни разу не крутая. Это слово даже звучит смешно от тебя!
— Хорошо.
Кэтрин потерла глаза и убрала за уши непослушные пряди. Ей не понравилось, что она сама невольно загнала дочь в словесный тупик. Настало время изменить ход беседы.
— Хорошо, Лидия, хватит о фоновой музыке и варенье. Задам вопрос иначе. Когда я спрашиваю, что ты обо мне думаешь, я имею в виду — хотела бы ты поменяться со мной местами? — спросила она.
Лидия задумалась. Кэтрин продолжила:
— Вот, например. В твоем возрасте я была на сто процентов уверена, что стану преподавать английский. У меня всегда была мечта учить кого-то. Я обожала читать и всегда думала, что из меня получится прекрасная учительница. Я писала диплом по литературе Великобритании. Иногда я думаю, как жаль, что я так и не стала преподавать.
— Почему?
Как ответить на этот вопрос? Что сказать? Нужно было что-то нейтральное, размытое, то, что не вызвало бы подозрений; что-то типичное.
— Я правда не знаю, Лиди. Наверное, просто жизнь вмешалась и расставила все по своим местам.
Этого должно хватить; пока что должно. Кэтрин снова попыталась поддержать беседу:
— Я хочу, чтобы ты представила себе, какой будешь в сорок лет. Какой будет твоя жизнь? — спросила она.
