И все, что только что сказала Кэтрин, не имело совершенно никакого смысла. Тем не менее Роланд был готов ее выслушать. Он должен был слушать, потому что ему нужно было понять главное. Гиринг провел рукой по лицу и закончил, сгребая скальп и похлопывая себя по боку.
— Я работаю не первый год, Кэтрин, и всякого повидал. Иногда у каждого из нас бывают неудачные моменты; стечение обстоятельств, случайность… — начал он.
— Мне кажется, я знаю, куда вы клоните, — перебила Кэтрин. — Поэтому сразу нет. То, что случилось у нас дома этой ночью, не было случайностью. Нет, конечно, у меня не было какого-нибудь там зловещего плана, но я убила Марка не случайно. Я сделала это умышленно, и когда держала нож в руке, мною действительно руководило желание его убить. Сказать по правде, наверное, я мечтала об этом уже очень и очень давно, где-то в глубине души. То есть, хотя это и было «стечение обстоятельств», как вы говорите, несчастным случаем я бы это не назвала.
Роланд покачал головой — признание Кэтрин только ухудшало положение.
— Вот что. Я скажу, что именно могло бы помочь… Может быть, вы приведете примеры? — спросил он.
— Примеры? — не поняла Кэтрин.
— Да, что-нибудь, что поможет мне понять, через что вы прошли. Опишите типичную ситуацию.
— Типичную?
— Да. Нарисуйте мне картинку, которая поможет понять, что с вами происходило; опишите точно, как именно это было. Объясните, что такого ужасного делал с вами муж. Что это были за пытки? Ведь вы говорили про пытки и ужасы, но мне нужно понять, что это было на самом деле. Расскажите, что за действия вашего мужа так сильно вас пугали. Скажите, что он такого сделал, чтобы заслужить смерть.
Роланд встал и переместился совсем близко к Кэтрин и находился теперь в полной боевой готовности. Женщина переспросила:
— Вам нужна картинка?
— Да.
— Дайте-ка подумать. Картинка, типичная ситуация… — Кэтрин запнулась. — Даже не знаю, с чего начать и насколько подробный рассказ от меня требуется.
— Расскажите мне хоть что-нибудь, Кэтрин, кроме фразы «мой муж был монстром», потому что это описание слишком общее и драматичное — от него мало толку. Дайте мне что-нибудь осязаемое, что-то, что поможет понять вашу ситуацию мне и людям.
— Верно. Правда, сначала я хотела бы предупредить вас кое о чем: я ни в коем случае не собираюсь приукрашивать факты. Я говорила и продолжу говорить правду, только правду и ничего, кроме правды, — так это, кажется, звучит? — спросила Кэтрин.
Роланд кивнул:
— Да, примерно так. Я весь внимание.
Кэтрин сделала резкий вдох и большим пальцем левой руки покрутила на безымянном пальце правой обручальное кольцо. Женщине до этого и в голову не приходило его снять, но теперь она твердо решила сделать это, как только останется наедине. Она приподняла кольцо немного вверх и задумчиво посмотрела на оставшийся от него на коже след, задумавшись, сколько времени потребуется, чтобы это крошечное пятнышко исчезло. Ведь когда оно пропадет, это будет первым большим шагом на пути освобождения.
— Так вот. Марк был человеком крайне нервным и навязчивым. Не разрешал мне носить джинсы или брюки, только юбки. Распланировал мой распорядок дня до минуты, и я почти ни за что не отвечала. Нет, конечно, я могла решать, как лучше доехать до супермаркета или что за овощи приготовить на ужин, но на этом вся моя свобода выбора заканчивалась. Как и где хранить продукты, когда подать ужин — все это было распланировано заранее. К тому же каждый день мне приходилось выполнять целый ряд домашних дел, часто совершенно бесполезных, рассчитанных на то, чтобы изнурить меня и сломить…
Роланд потер ладонями веки. Представил себе, как бы эти слова прозвучали в суде: «Я убила своего мужа, потому что он был слишком нервным и заставлял меня носить юбки вместо брюк. И заниматься домашними делами…» Господи, да если бы после таких слов ее оправдали, то большинство заключенных женщин точно пришлось бы выпустить на свободу. Роланд надеялся, что доводы Кэтрин будут несколько более существенными.
— В конце каждого дня мы поднимались в спальню. И пока в соседней комнате мирно спали наши дети, я вставала на колени у подножия нашей кровати, а Марк ставил мне баллы — в зависимости от того, насколько плохо или хорошо я справилась с домашними обязанностями за день. Если я чем-то рассердила его или что-то ему не понравилось, за это добавлялись дополнительные баллы.
Роланд оживился.
— В зависимости от того, сколько баллов я набрала по шкале от одного до десяти — где десять означало «максимально плохо», — Марк определял, что будет дальше, — сказала Кэтрин.
В уголках глаз женщины появились слезы. Ком в горле не давал ей дышать: Кэтрин было и больно, и стыдно рассказывать об этом и переживать заново в душе этот кошмар.
— Баллы? — спросил Роланд и покачал головой. Кэтрин не могла понять — от жалости или от недоверия.
— Да. А дальше он делал мне очень больно.
Она прошептала эту фразу так тихо, что Роланду пришлось сильно напрячься, чтобы услышать.
— И как долго это продолжалось, Кэтрин? — спросил он. Кэтрин закашлялась, но тут же собралась и продолжила достаточно связно, как будто смогла саму себя одурачить, сказав себе, что все под контролем:
— Ну, если поразмыслить, получается, что с того момента, как мы познакомились. Сначала это были всякие пустяки: Марку не нравились мои одежда, прически, круг людей, с которыми я общалась. Он поставил крест на моей карьере преподавателя английского, о чем я очень жалею. Муж сломал и выбросил все, что у меня было до нашего знакомства, отслеживал, с кем я разговариваю по телефону и тому подобное. Постепенно отлучил меня от моей собственной семьи. Все действия моего мужа были направлены на то, чтобы выбить меня из равновесия и максимально подчинить себе, убрав с дороги всех, кто мог бы прийти мне на помощь, и разрушив мою самооценку, так что, когда он перешел к настоящему насилию, я уже была в позиции жертвы и осталась совершенно одна. Я не могла самостоятельно принять какое-либо решение, настолько Марк меня запутал. Я была просто лишена права голоса. По крайней мере, так я себя ощущала.
— А то, что вы называете «настоящим насилием», и как долго продолжалось это?
— Дайте-ка подумать… Пожалуй, с тех пор как я была беременна Домиником.
— Которому сейчас шестнадцать? — уточнил Гиринг.
— Да, все верно. Хотя это кажется невероятным! Шестнадцать лет… как все быстро летит, правда же? Наверное, у вас с Софи то же самое. Иногда мне кажется: вот только вчера я гонялась по всему дому за моим пухлым малышом, а потом отвернулась на секунду — и вдруг он уже не ребенок, а самостоятельный человечек с гордым названием «подросток». Извините, Роланд, я немного ушла от темы, да?
Кэтрин посмотрела на следователя, понимая, в каком затруднительном положении тот сейчас оказался. Она знала, что все это звучит неправдоподобно, даже безумно… Ведь она говорила о Марке Брукере, директоре академии! Кэтрин знала, что и Роланд, и все остальные считали ее мужа человеком, готовым помочь в трудную минуту и сгладить напряженную атмосферу удачной шуткой. И такие сведения о Марке они все точно сочтут шокирующими. Интересно, что подумает его секретарша, Джудит? Кэтрин улыбнулась про себя, подумав, как бы Джудит отреагировала. Наверняка та бы сказала: «Но ведь Марк не был похож на плохого человека, он же был почти идеален…»
