Кирстен не дает ему договорить:
– Мистер Мидар, вижу, вы времени даром не теряли. Но суд будет интересовать только одно: привлекалась ли эта женщина, которая является бабушкой ребенка, к уголовной ответственности. Напомню вам, что пристрастие к алкоголю и наркотикам не является уголовным преступлением.
– А ее сын, Деонт, который сгорел заживо? – спрашиваю я. – Если мать спит и не слышит, как ее ребенок умоляет о помощи, разве это не преступление?
– Я ознакомилась с этим делом. Никакого обвинения ей предъявлено не было. Согласно следственным материалам, в тот момент, когда на ребенке загорелась одежда, мать находилась в душе. Увы, все произошло слишком быстро.
– Это ложь. Она спала, потому что была мертвецки пьяна. Или находилась под действием наркотиков. Мне рассказывала об этом Санквита.
– Бездоказательно! – одновременно произносят Брэд и Кирстен.
Я бросаю на Брэда полный упрека взгляд. Предатель! Но, к сожалению, он прав.
– А все остальное? – спрашиваю я. – Психическое заболевание, алкоголизм, наркомания? Неужели все это не имеет значения для суда?
– В настоящий момент она не пьет и не употребляет наркотиков. Послушайте, если мы начнем забирать детей у всех родителей, которые когда-то впадали в депрессию или страдали от различных зависимостей, у нас появится целая армия сирот. Комиссия по опеке стремится по возможности оставлять детей в семье. Точка.
– Не слишком убедительная позиция, – качает головой Брэд.
Кирстен пожимает плечами:
– А что предлагаете вы? Отдавать детей тем, у кого просторнее дом и больше денег? Тем, кто счастливее и жизнерадостнее? Вы представляете, во что превратится общество, если мы будем руководствоваться подобными принципами?
Отчаяние лишает меня способности соображать. Я не могу отдать мою малышку этой ужасной миссис Робинсон! Не могу! Я обещала Санквите. И я не представляю, как жить без Остин.
– Санквита не хотела, чтобы ее мать на пушечный выстрел приближалась к ее ребенку! – говорю я. – Если опекуном может быть только член семьи, найдите кого-нибудь другого. Какого-нибудь родственника без вредных привычек.
– Идея неплохая, но, увы, других родственников в поле зрения не имеется. У Санквиты не было сестер. Ближайшей родственницей ребенка является бабушка. Кстати, ей всего тридцать шесть лет, следовательно, она в состоянии вырастить внучку.
Тридцать шесть? Женщина, которую я видела вчера, выглядела на пятьдесят! Я растерянно гляжу на мисс Шерцинг. Она сочувственно улыбается. Я обречена на поражение. Я подвела Санквиту.
– И что же теперь делать? – беспомощно спрашиваю я.
Кирстен растягивает губы в улыбке:
– Говоря откровенно, самый лучший выход в вашем положении – обуздать свои эмоции, смириться с неизбежным и психологически подготовиться к разлуке с ребенком. Есть все основания предполагать, что суд примет сторону миссис Робинсон и передаст ей опекунство над внучкой.
Я закрываю лицо руками и сотрясаюсь от рыданий. Брэд гладит меня по спине, в точности так, как я глажу Остин.
– Не отчаивайся, Б. Б., – шепчет он. – У тебя еще будут дети.
Рыдания душат меня, и я не в состоянии объяснить, что плачу не о себе. Возможно, у меня еще будут дети. Но у Остин никогда не будет матери.
Глава 28
Всю следующую неделю я, завершив занятия с учениками, приезжаю в больницу и остаюсь там до вечера. Не могу смириться с неизбежным. Не хочу психологически готовиться к разлуке. Все, что я хочу, – провести со своей малышкой как можно больше времени. Каждый раз, прикасаясь к ее шелковистым волосенкам, гладя ее по спинке, покрытой пушком, я надеюсь, что эти мгновения нежности каким-то непостижимым образом останутся в ее душе на всю жизнь.
Сестра ЛаДонна подходит, чтобы забрать у меня ребенка:
– Только что звонила Кирстен Шерцинг. Просила, чтобы вы перезвонили до пяти часов.
У меня екает сердце. Вдруг миссис Робинсон передумала забирать Остин? Или суд отклонил ее просьбу об опеке?
Я выхожу в коридор и устраиваюсь на скамье у окна, откуда открывается вид на город. Это единственное место в клинике, где хорошая мобильная связь. Остин – моя дочь, я это чувствую. Но разве я не чувствовала себя беременной? Не чувствовала, что Брэд – мужчина моей жизни?
– Кирстен, это Бретт Болингер, – произношу я, сжимая телефон влажной ладонью. – Вы хотели поговорить со мной? Я сейчас в больнице и могу спуститься к вам в офис…
– В этом нет необходимости. Я всего лишь хотела сообщить, что получила информацию о судебном слушании. Оно назначено на завтра, на восемь часов утра. Будет проходить в зале Кук-каунти. Председатель – судья Гарсиа.
– Значит, ничего не изменилось? – вздыхаю я.
– Нет. Тиа Робинсон снова приехала в Чикаго. И, скорее всего, завтра она выйдет из зала суда опекуном своей внучки. – (Я прикусываю губу, чтобы не заскулить; глаза застилает пелена слез.) – Мне очень жаль, Бретт. Я просто хотела сообщить вам о заседании. На тот случай, если вы по-прежнему полны решимости бороться за ребенка.
Я выдавливаю из себя несколько слов благодарности. Мимо меня проходит пожилой мужчина в пижаме, как видно пациент.
– Плохой прогноз? – сочувственно спрашивает он, заметив, что по щекам моим струятся слезы.
Я молча киваю, не в силах произнести ни слова.
Вернувшись в отделение для новорожденных, я вижу Джин Андерсон, которая сидит у стойки ресепшн с розовым пакетом на коленях. Заметив меня, она поднимается и делает несколько шагов навстречу.
– Давно не виделись! – Она протягивает пакет. – Это от девочек из Джошуа-Хауса.
Я беру подарок молча. Голос все еще отказывается мне повиноваться.
– Что-то случилось? – спрашивает Джин, глядя мне в лицо.
– Мать Санквиты хочет забрать ребенка, – с трудом выдавливаю я из себя.
Джин хмурится:
– Но Санквита хотела, чтобы ребенка усыновили вы. Она сама мне об этом говорила.
– Завтра утром состоится судебное слушание под председательством судьи Гарсиа. Джин, мать Санквиты – это оживший ночной кошмар. Страшно подумать, какая участь ждет Остин. Вы можете прийти завтра в суд? Можете рассказать о последнем желании Санквиты?
– Это все пустая трата времени, – пожимает она плечами и грустно усмехается. – Никто не подумает принимать мой рассказ во внимание. Невозможно доказать, что подобный разговор действительно произошел между нами. Разумеется, суд сочтет, что у бабушки больше прав на ребенка, чем у школьной учительницы. Даже если эта бабушка в недавнем прошлом – алкоголичка и наркоманка.
– Мы должны убедить суд, что в интересах Остин следует отдать предпочтение мне, – говорю я, не сводя глаз с Джин. – Надо рассказать, что Санквита не хотела жить с матерью, что она отказалась переезжать с ней в Детройт. Она не собиралась даже близко подпускать к своему ребенку так называемую бабушку… – Я осекаюсь, заметив, что Джин скептически качает головой:
