Следующие три недели тают так же быстро, как последние островки снега. В среду вечером мы с Гербертом выполняем свое намерение и ужинаем вместе. За этим ужином следует десяток телефонных звонков и пять-шесть свиданий, причем каждое оказывается чуточку увлекательнее предыдущего. У Герберта бездна качеств, которые приводят меня в восторг. Когда я рассказываю что-нибудь смешное, он начинает улыбаться прежде, чем дело доходит до кульминации, и я нахожу это страшно милым. Вечером, разговаривая со мной по телефону, он сообщает, что больше никому звонить не будет, так как хочет отойти ко сну с моим голосом, звучащим в ушах. Это тоже невероятно трогательно.
Но есть кое-какие вещи – мелкие, незначительные, ерундовые, – которые меня слегка коробят. Например, он абсолютно всем представляется доктором Мойером, словно официантки и метрдотели обязаны знать, что перед ними не простой смертный. Все они, разумеется, воображают, что перед ними врач, а не обладатель докторской степени по истории, но он предпочитает оставить их в этом заблуждении.
Но разве я сама не разъясняла Меган и Шелли, что совершенство и реальная жизнь – две вещи несовместные? Что, проходя свой жизненный путь, мы неизбежно должны идти на компромиссы? К тому же понятие «компромисс» вряд ли можно применить к Герберту. Если быть объективной, мне с ним крупно повезло.
Вчера мы отмечали День Святого Патрика, который в Чикаго празднуется особенно бурно. С Эндрю мы обычно накачивались зеленым пивом на берегу реки, а с Гербертом ужинали при свечах, причем ели ирландское фондю, которое он приготовил собственноручно. Это было невероятно изысканно и аристократично. Покончив с едой, мы смотрели «Однажды», романтический музыкальный фильм, действие которого происходит в Дублине. Потом вышли на балкон его дома и любовались залитым лунным светом озером Мичиган. С озера дул прохладный ветерок, и Герберт набросил мне на плечи свой пиджак. Прижав меня к груди, он указал на звезды:
– Большой Ковш обычно считают созвездием, но на самом деле это астеризм, который входит в состав крупного созвездия Большая Медведица.
– Угу, – пробормотала я, глядя на звездную россыпь. – Подумать только, в следующий четверг я буду лететь по небу, направляясь в Сиэтл.
– Я буду по тебе скучать, – сказал он, касаясь щекой моих волос. – С каждым днем я привязываюсь к тебе все сильнее.
Выражение показалось мне настолько идиотским, что я не сумела сдержать ухмылку.
– Привязываешься все сильнее? Хорошо сказано! Так и вижу бедного козлика, накрепко привязанного к колышку!
У него глаза полезли на лоб, и я поняла, что зашла слишком далеко. Но мгновение спустя лицо его просияло, и он расплылся в ослепительной белозубой улыбке:
– Согласен, моя милая насмешница, я выражаюсь несколько старомодно. Ты уж прости меня, замшелого ботаника. Впрочем, у нас, ботаников, есть бездна всяких достоинств.
– Каких же? – с улыбкой спросила я.
– Ну, во-первых, мы редко бываем остолопами и знаем, как добиться успеха. Во-вторых, мы не привыкли бросать слов на ветер. Мы надежны и ценим хорошее отношение. – Он устремил взгляд вдаль. – В общем, лучших кандидатов в законные мужья трудно отыскать.
Четыре года я ждала, когда Эндрю пожелает стать моим законным мужем, но так и не дождалась. А Герберт выразил это желание после шести свиданий.
Я теснее прижалась к нему.
– Вижу, что ботаники – это настоящий клад, – прошептала я, ничуть не кривя душой.
Яркие лучи утреннего солнца проникают в окно моего офиса, и я тихонько напеваю себе под нос, складывая в портфель книги и бумаги. Ищу коробку с акварельными красками, предназначенными для моего нового ученика, когда раздается телефонный звонок. Это Гаррет.
– Как я рад, что застал вас. Вчера вечером у Питера был очередной приступ буйства. Отомн, его мать, не могла с ним справиться. К счастью, соседи услышали шум и прибежали на помощь. Боюсь даже думать о том, что вытворял Питер.
– Бедная Отомн! – вздыхаю я, воображая кошмарную сцену.
– Я только что разговаривал по телефону с сотрудником Медицинского центра Кук-каунти, который занимается программой «Новый путь». Они согласны принять Питера. На следующей неделе он поступит в больницу. Что касается ваших занятий, их придется прекратить.
Как ни странно, это известие повергает меня в печаль. Несмотря ни на что, я надеялась на счастливый поворот событий. Надеялась, что Питер бросит свои закидоны, вернется в нормальную школу, где дети не нуждаются в помощи профессиональных психиатров.
– Но я даже не попрощалась с Питером.
– Я передам ему привет от вас.
– А еще скажите, что я восхищаюсь его интеллектом и желаю ему удачи.
– Непременно. – Несколько мгновений Гаррет молчит, а когда заговаривает вновь, голос его звучит особенно ясно. – Есть случаи, Бретт, в которых вы неспособны помочь, и с этим нужно смириться. Я понимаю, что для вас, молодой идеалистки, это суровый урок. Когда я только начинал работать в этой сфере, мне пришлось вынести несколько подобных уроков.
– У меня такое чувство, словно я предала его, – вздыхаю я. – Возможно, будь у меня побольше времени…
– Это ничего бы не изменило, – перебивает он непререкаемым тоном. – Бретт, я не позволю вам попусту терзаться. Вы сделали все, что было в ваших силах. И оказали мне неоценимую помощь. Работать с вами было огромным удовольствием.
– И с вами тоже, – говорю я дрогнувшим голосом. Мысль о том, что теперь наши телефонные разговоры прекратятся, повергает меня в отчаяние. Я успела проникнуться доверием к этому человеку. Мне будет страшно его не хватать. – Хочу поблагодарить вас, Гаррет, – лепечу я. – Вы очень много сделали не только для Питера, но и для меня. В последнее время жизнь меня не баловала, и если мне удалось сохранить душевное равновесие, то во многом благодаря вам.
– Рад, если это так, – отвечает он; в трубке вновь повисает молчание, а потом он произносит более беззаботным тоном: – Бретт, вы помните, что обещали выпить со мной?
Вопрос застает меня врасплох. Разговор о возможной встрече мы не заводили давным-давно. Много воды утекло с того унылого январского дня, когда мне показалось, что Гаррет – именно тот мужчина, в которого я смогу влюбиться. Теперь я встречаюсь с человеком, который может бороться за звание самого привлекательного мужчины в Чикаго. И все же доктор Тейлор по-прежнему дразнит мое воображение. Задумчиво потираю виски и бормочу:
– Да, конечно… помню…
– Не слышу энтузиазма, – смеется Гаррет.
Я шумно выдыхаю. Черт возьми, он же психиатр, его не проведешь! Я всегда была с ним откровенна, и сейчас не стоит кривить душой.
– Гаррет, я была бы очень рада встретиться с вами. Но дело в том, что недавно я познакомилась с одним человеком и…
– О, значит, я опоздал, – перебивает Гаррет.
В его голосе нет ни малейшего намека на упрек или обиду. Я чувствую себя полной идиоткой. Скорее всего, он не имел ровным счетом никаких романтических намерений на мой счет. Я сама сдуру приписала ему подобные намерения.
