Я с облегчением вздыхаю:
– Ей намного лучше, спасибо. Я только что у нее была. Есть какие-нибудь новости насчет помещения Питера в клинику?
– Да, я сегодня говорил с руководителем отделения. Проблема в том, что для пациентов, которые проходят лечение по программе «Новый путь», существуют определенные возрастные рамки. Питер еще слишком молод. Ему придется немного подождать.
– Вот и замечательно. Значит, у меня есть возможность еще раз попытаться наладить с ним контакт.
Я торможу у тротуара. Мы с Гарретом болтаем еще минут пять. Наконец он спрашивает:
– Вы ведь сейчас в машине, верно?
– Верно.
– И сегодня вы уже закончили работать?
– Угу.
– А что, если нам прямо сейчас осуществить наше вчерашнее намерение, встретиться и выпить?
Кажется, я по уши втрескалась в Гаррета Тейлора. Мысль эта пронзает меня насквозь. Но и он, похоже, втрескался в меня, говорю я себе, и губы мои расползаются в блаженной улыбке.
– Мне очень жаль, но сегодня вечером я ужинаю с одним другом, – говорю я, сознавая, что голос мой полон идиотского кокетства.
– О, понятно. Значит, как-нибудь в другой раз. Непременно позвоните после следующей встречи с Питером.
Внезапность, с которой он завершает разговор, приводит меня в недоумение. Судя по всему, я несколько ошиблась на его счет. Он вовсе в меня не втрескался. На душу мою опускается печаль. Неужели мне не суждено встретить свою любовь?
Я мысленно прокручиваю в памяти наш разговор. Ужинаю с одним другом… Зачем только я это ляпнула! Гаррет наверняка решил, что у меня свидание. А мое невинное кокетство воспринял как насмешку. Я должна срочно с ним увидеться и все ему объяснить!
Следующий наш телефонный разговор должен состояться после занятия с Питером, но ждать так долго я не в состоянии! Нам надо встретиться завтра вечером! Я судорожно хватаю телефон. Случайно посмотрев в зеркало заднего вида, я вздрагиваю, встретив дикий, полный отчаяния взгляд.
Телефон падает у меня из рук. Господи, как низко я пала, стону я, потирая лоб. Гоняюсь за шестидесятилетним стариканом! Хватаюсь за каждого встречного мужчину, как режиссер захудалого театра, которому срочно нужен исполнитель роли мужа и отца в какой-то дурацкой пьесе. Нет, мама явно хотела иного!
Я бросаю телефон в сумку и выхожу из машины.
Брэд сидит у барной стойки, потягивая мартини. В светло-голубой рубашке и черном кашемировом пиджаке он чертовски хорош. Волосы его, по обыкновению, в поэтическом беспорядке, а подойдя ближе, я замечаю на галстуке жирное пятно. Струны моего сердца натянуты до предела. Господи, как я по нему скучала! Заметив меня, он поднимается и раскрывает объятия, в которые я немедленно бросаюсь.
Объятие длится долго, словно каждый из нас хочет передать другому свою любовь и нежность.
– Мне так жаль, так жаль, – шепчет он мне на ухо.
– Мне тоже.
Я снимаю пальто, вешаю сумку на крючок под стойкой. После того как я устраиваюсь на высоком стуле, между нами повисает напряженное молчание. Никогда прежде мы не испытывали подобной неловкости.
– Что будешь пить? – наконец спрашивает Брэд.
– Для начала воду. Но за ужином непременно выпью бокал вина.
Брэд кивает и подносит к губам стакан с мартини. Телевизор над стойкой показывает канал Си-эн-эн, но звук отключен. Тем не менее я упираюсь взглядом в экран. Неужели я все испортила? Неужели провалившаяся попытка заняться любовью разрушила нашу дружбу?
– Как поживает Дженна? – спрашиваю я с деланой непринужденностью.
Брэд извлекает из своего стакана оливку и внимательно ее разглядывает.
– Неплохо, – отвечает он. – Мы решили… что расставаться нам ни к чему.
Лучше бы он вонзил мне под сердце вилку!
– Рада слышать.
Взгляд Брэда полон нежности и грусти, совсем как у мишки-коалы.
– Я думаю… если бы мы с тобой встретились в другое время… все могло быть иначе… – смущенно бормочет он.
Я заставляю себя улыбнуться:
– Но, как говорится, время решает все.
Вновь повисает молчание. Несомненно, Брэд тоже чувствует, что в наших отношениях произошла перемена. Он сосредоточенно полощет в мартини оливку, насаженную на зубочистку. Вверх-вниз, вверх-вниз. Нет-нет, подобного отчуждения я не допущу! Я не могу с этим смириться. Наша дружба слишком много значит для меня, и она не должна разлететься в прах из-за кратковременного помутнения рассудка.
– Послушай, Мидар, дело в том, что тем вечером мне было невероятно одиноко, и…
Он поднимает глаза:
– И ты ощутила зов плоти?
Я легонько шлепаю его по руке:
– Это ведь был канун Нового года. Имей снисхождение к маленьким капризам одинокой женщины.
Он улыбается, и в уголках глаз собираются легкие морщинки.
– Значит, я твой маленький каприз?
– Ты все понимаешь с полуслова.
– На то я и адвокат, Б. Б. Жаль, что я раньше не проявил подобной понятливости.
Улыбка сползает с моего лица. Я провожу пальцем по краешку стакана с водой:
– Сказать честно, Брэд? Я решила, что это часть маминого плана. Познакомить меня с тобой и все такое. Возможно, мама считала, что из нас получится неплохая парочка…
Брэд резко поворачивается ко мне:
– Ты ошибаешься. Твоя мама знала, что я… не свободен. На том благотворительном вечере, когда мы с ней познакомились, я был с Дженной. Вряд ли она замышляла что-нибудь… насчет нас с тобой.
Ощущение такое, словно я получила удар под дых.
– Тогда зачем все это, Брэд? Я имею в виду, зачем мама поручила это дело тебе? Почему настаивала на том, чтобы именно ты распечатывал каждое ее письмо? Зачем ей понадобилось устраивать все так, чтобы мы с тобой постоянно встречались?
– Хоть убей, не знаю. – Брэд пожимает плечами. – Могу только предположить, что она прониклась ко мне симпатией. И решила, что тебе будет приятно иметь со мной дело. – Он задумчиво потирает подбородок. – Конечно, все это слишком притянуто за уши.
– Да уж! – насмешливо восклицаю я. – Но, так или иначе, я вообразила, что мама хотела с того света устроить наш роман. Иначе у меня никогда не хватило бы смелости… – Щеки мои заливает румянец, но я заставляю себя закончить фразу: – Не хватило бы смелости так поступить.
– Ты имеешь в виду, ты не стала бы меня соблазнять? – уточняет несносный Брэд.
Я пытаюсь испепелить его взглядом:
– Если мне не изменяет память, это ты первым пытался меня соблазнить. А я лишь пошла навстречу твоим домогательствам… неделю спустя.