Двадцать минут спустя я уже еду по Энглвуду. В этом районе родилась и выросла одна из моих любимых певиц, Дженнифер Хадсон. Я пытаюсь сосредоточиться на этом отрадном обстоятельстве и не думать о том, что вся ее семья была здесь убита. Тем не менее по спине у меня пробегает дрожь. Свернув на Кэрролл-авеню и увидав нужный мне номер на стене большого зеленого здания, я вздыхаю с облегчением. Этот дом, по крайней мере, выглядит вполне прилично.
Из личного дела я знаю, что Санквита Белл находится на третьем месяце беременности и страдает болезнью почек. Она учится в выпускном классе, однако по виду этого никак не скажешь. Худенькая невысокая девочка выглядит максимум двенадцатилетней. Трудно определить, какой она национальности. По всей видимости, в ней течет кровь двух рас. На лице – ни следа косметики, кожа гладкая и блестящая, как ириска. Но взгляд ее ореховых глаз проникает мне прямо в сердце. Это усталые глаза взрослой женщины, уже узнавшей на собственном опыте, как суров и беспощаден этот мир.
– Прости, что опоздала, – говорю я, снимая пальто и перчатки. – Увидела на доме табличку «Джошуа-Хаус» и решила, что ошиблась адресом. А что это такое – Джошуа-Хаус?
– Приют для бездомных женщин, – бесстрастно отвечает она.
Я смотрю на нее, словно громом пораженная:
– Ох, Санквита! Мне очень жаль… Твоя семья… давно уже живет здесь?
– Моя семья живет не здесь. – Девочка поглаживает свой живот, пока совершенно плоский. – В прошлом году мама перебралась в Детройт, но я с ней не поехала. Не хочу такой жизни для своего ребенка.
Санквита не объясняет, что она понимает под «такой жизнью», а я не решаюсь спросить и молча киваю.
Она скрещивает руки на груди, словно защищаясь:
– Не надо меня жалеть. У меня все будет хорошо. И у моего малыша тоже.
– О, я в этом не сомневаюсь.
Мне хочется обнять ее, но я стесняюсь это сделать. Судя по всему, эта молодая леди не слишком любит фамильярности.
– У меня тоже нет родителей. Тяжело остаться одной на свете, верно?
Она пренебрежительно пожимает плечами:
– Конечно, неплохо, когда у малыша есть отец. Но если нет, то и горевать нечего.
Не успеваю я ответить, в комнату входит невысокая темноволосая женщина с грудным младенцем на руках.
– Привет, Санквита. Это твоя новая учительница? – Женщина берет меня под руку. – Меня зовут Мерседес. Идемте. Мы с Санквитой покажем вам приют.
Мерседес ведет меня сначала на сверкающую чистотой кухню, потом в столь же безупречно чистую столовую, где две женщины гладят белье. Санквита следует за нами по пятам. В гостиной несколько женщин сидят перед стареньким телевизором и смотрят какое-то шоу.
– Здесь очень уютно, – говорю я и оглядываюсь на Санквиту.
Она смотрит в пространство.
– У нас девять спален, – с гордостью сообщает Мерседес.
Мы останавливаемся у приоткрытых дверей офиса, где афроамериканка впечатляющих габаритов, сидя за столом, подсчитывает что-то на калькуляторе.
– Это Джин Андерсон, наш директор, – шепчет Мерседес и стучит в открытую дверь. – Мисс Джин, познакомьтесь с новой учительницей Санквиты.
Мисс Джин поднимает голову, окидывает меня беглым взглядом и вновь опускает глаза на калькулятор.
– Добрый день, – бросает она.
– Добрый день, – протягиваю я руку. – Меня зовут Бретт Болингер. Буду заниматься с Санквитой, пока она не может ходить в школу.
– Санквита, не забывай принимать лекарства, которые прописал тебе доктор, – говорит мисс Джин, не поднимая головы.
Я в замешательстве опускаю руку, Санквита бросает на меня смущенный взгляд.
– Да, конечно, мисс Джин. До свидания.
Поднимаемся по лестнице, мы с Мерседес впереди, Санквита на несколько ступенек сзади.
– Мисс Джин не слишком доверяет белым, – сообщает Мерседес. – А вообще, она очень добрая.
– Да… и невероятно приветливая…
– Ну, вы шутница! – Мерседес хихикает. – Вижу, вы с Санквитой поладите. Правда, Квита?
Санквита не удостаивает ее ответом.
Но вот мы на верхнем этаже. Санквита останавливается у дверей своей комнаты, скрестив руки на груди.
– Спасибо за экскурсию, – говорю я, прощаюсь с Мерседес и вхожу в комнату.
Две кровати, покрытые линялыми голубыми покрывалами, между ними – обшарпанный стол. Два разномастных платяных шкафа. Из окна открывается вид на улицу. Санквита опускается на кровать:
– Мы можем заниматься здесь. Моя соседка на работе.
В комнате нет ни одного стула, и мне остается только присесть на кровать рядом с Санквитой. Я стараюсь не смотреть на ее опухшие руки, воспаленные веки и розовые полосы на коже, похожие на свежие расчесы.
– Тебе нравится здесь жить? – спрашиваю я, доставая из сумки учебники.
– Да так, ничего, – пожимает она плечами. – В общем, здесь нормально. До этого я жила в другом приюте, вот там была полная жесть. Там у меня украли кошелек, а одна чокнутая тетка все время на меня наезжала. Один раз даже набросилась с кулаками.
– Господи, какой ужас! Досталось тебе?
– Насчет меня – плевать. Но она могла навредить малышу. Короче, после этого я перебралась сюда.
– Хорошо, что сейчас ты в безопасности. А как твое самочувствие?
– Ничего, – вновь пожимает она плечами. – Все время чувствую себя усталой, а так все нормально.
– Ты должна заботиться о себе. Скажи, может, я могу тебе чем-нибудь помочь?
– Помогите мне получить свидетельство об окончании школы. Пусть малыш знает, что его мама была не какой-то там безграмотной дурой.
Она говорит «была», и это ударяет меня по ушам. Судя по всему, девочка больна очень серьезно.
– Что ж, давай приниматься за дело, – говорю я и открываю учебник химии.
Через час мне приходится сделать над собой усилие, чтобы закончить урок. С такой ученицей, как Санквита, можно заниматься бесконечно. Химия дается ей нелегко, но она слушает мои объяснения с напряженным вниманием и не отступает, не разобравшись во всех сложностях.
– Обычно химия для меня – настоящая засада, – признается она. – Но сегодня я все поняла.
Она не говорит, что подобным успехом обязана мне. Более того, я и сама так не считаю. Однако внутри у меня все поет от гордости.
– Вижу, прилежания тебе не занимать. – Я складываю учебники в сумку. – И способностей тоже.
– Когда вы еще придете? – спрашивает Санквита, разглядывая собственные ногти.
Я открываю свой ежедневник:
– А когда ты хотела позаниматься?
– Завтра? – предлагает она.
