– Какая же? Он недостаточно богат для тебя?
– Мимо. – Меган вытягивает губы. – Он уже влюблен. В тебя.
Я вспыхиваю и мотаю головой, словно от удара. Господи боже! Неужели это правда? У меня же есть Эндрю. Мы с ним столько лет вместе…
– С чего ты взяла? – лепечу я, обретя наконец дар речи.
– Если он в тебя не втрескался, с какой стати он так с тобой возится? – пожимает плечами Меган.
Только-то. Ну, это еще не признак влюбленности. Оно и к лучшему. Мне нужна дружеская поддержка Брэда, а не его нежные чувства. Сама не знаю почему, я пускаюсь в объяснения:
– Дело тут не во мне, а в маме. Он помогает мне исключительно потому, что обещал ей. С его стороны это что-то вроде благотворительности.
Я надеюсь, что Меган примется убеждать меня в обратном, но она машет рукой:
– Ну, тебе виднее.
Все-таки у нас с Меган много общего, думаю я, понурив голову. Обе мечтаем о новом парне, не порвав с прежним.
Трясущимися руками я разворачиваю письмо. Несколько раз перечитываю фразу: «Моя дорогая, заставляй себя делать то, что внушает тебе страх». Зачем, мама? Чего ты хочешь от меня добиться? Я прячу письмо в карман и вхожу в ворота.
Прошло семь лет с тех пор, как я в последний раз была на кладбище Святого Бонифация. Тогда мы пришли сюда с мамой. Если мне не изменяет память, близилось Рождество и мы собирались покупать подарки. Но мама настояла, чтобы мы заехали сюда перед тем, как отправиться по магазинам. Помню, день тогда был холодный. Ветер разгуливал по улицам, разметывал тонкий слой снега, кружил его в воздухе, превращаясь в колючий ледяной вихрь. Мы с мамой, борясь с происками ветра, прикрепили венок из еловых ветвей к надгробию на могиле отца. Я быстро вернулась к машине и включила отопление. Волны тепла наполнили салон, я грела озябшие руки и смотрела в окно на маму, стоявшую у могилы с опущенной головой. Потом она смахнула перчаткой слезы с глаз и перекрестилась. Когда мама вернулась к машине, я притворилась, что настраиваю радио, и старалась не встречаться с ней взглядом. Мне было больно сознавать, что мама по-прежнему испытывает чувство к моему отцу, человеку, который ее предал.
Сегодня все не так, как семь лет назад. Чудный осенний день, небо такое голубое и ясное, что в скорый приход зимы невозможно поверить. Листья играют в пятнашки с теплым ветерком, белки пробегают под деревьями в поисках орешков. Я совершенно одна на этом красивом и тихом кладбище.
– Ты, наверное, удивляешься, что я пришла через столько лет, – шепчу я, глядя на папино надгробие. – Ты думаешь, я такая же, как мама? Не умею ненавидеть?
Я смахиваю с мраморной плиты сухие листья и присаживаюсь на краешек. Роюсь в сумочке, извлекаю из кошелька фотографию, притаившуюся между пластиковыми картами. Фотография изрядно истрепалась и выцвела, но она единственная, где мы изображены вдвоем с папой. Мама сделала этот снимок в рождественское утро, мне было тогда шесть лет. Одетая в красную фланелевую пижаму, я примостилась на колене отца, руки мои молитвенно сложены, словно, находя свое положение до крайности ненадежным, я молю Бога уберечь меня от опасности. Бледная рука отца лежит у меня на плече, вторая вяло свисает вдоль тела. На губах играет неуверенная улыбка, но глаза при этом пустые.
– Я была не такой, как тебе хотелось бы, да, папа? Почему ты никогда не улыбался, глядя на меня? Почему тебе так трудно было меня обнять?
Слезы жгут мне глаза. Я поднимаю взор к небесам, надеясь ощутить прилив блаженного умиротворения. Наверное, именно такого результата ожидала мама, настаивая на выполнении этого пункта. Но все, что я ощущаю, – это ласковое прикосновение солнечных лучей к лицу. Рана в сердце по-прежнему невыносимо саднит. Слезы падают на фотографию, испуганные глаза изображенной там девочки становятся огромными. Я смахиваю капли рукавом блузки.
– Знаешь, папа, что меня особенно мучило? Мысль о том, что я никогда не стану такой дочерью, которая нужна тебе. Почему ты никогда не сказал мне, что я хорошая, умная, красивая? Ни разу, даже когда я была маленькой девочкой? – Я прикусываю нижнюю губу так сильно, что ощущаю во рту солоноватый вкус крови. – Я из кожи вон лезла, чтобы ты полюбил меня, папа. Я так старалась, так старалась… – Слезы ручьями текут у меня по щекам. Я поднимаюсь с плиты и смотрю на могильный камень так, словно это лицо отца. – Знаешь, это все мама придумала. Это она хотела, чтобы я наладила отношения с тобой. Сама-то я забыла о подобных глупых мечтах много лет назад. – Я касаюсь пальцами надписи «Чарльз Джейкоб Болингер». – Покойся с миром, папа.
Я резко поворачиваюсь и покидаю кладбище чуть ли не бегом.
Пять часов вечера. Я на станции Аргайл, и меня все еще трясет. Черт побери, отец ухитрился достать меня даже через много лет после своей смерти! Вагон набит до отказа, и я ощущаю себя куском ветчины в сэндвиче. С одной стороны меня теснит девочка-подросток в наушниках, из которых доносится какая-то лирическая композиция, состоящая исключительно из непечатных выражений. С другой стороны – парень в бейсболке с надписью «Godhearsu.com». Меня подмывает спросить, каким компьютером пользуется Бог, но я догадываюсь, что шутка не пройдет. Встречаюсь взглядом с высоким темноволосым мужчиной в плаще цвета хаки от «Барберри». Глаза его смеются, а лицо кажется мне знакомым. Мы возвышаемся, как башни, над двумя зажатыми между нами девчонками. Мужчина наклоняется ко мне:
– Современные технологии разрушают все границы, да?
– Да уж. – Я смеюсь в ответ. – Исповедальни скоро останутся в прошлом.
Он улыбается. Я перевожу взгляд с его карих глаз, в которых пляшут золотистые искорки, на мягко очерченный, чувственный рот. Замечаю черную нитку на его плаще, и тут меня пронзает догадка. Кажется, я знаю, где его видела. Несколько раз я наблюдала из окна нашего дома, как ровно в семь вечера он входит в подъезд. Мысленно я окрестила его мистером Барберри, потому что на нем всегда был один и тот же плащ – именно тот, что и сейчас. Хотя мы с ним никогда не встречались, пару месяцев я тайно по нему вздыхала, пока он не исчез.
Я уже собираюсь представиться, но тут звонит телефон. На экране высвечивается служебный номер Брэда.
– Бретт, привет, – слышу я в трубке. – Это Клэри Коул. Я получила ваше сообщение. Мистер Мидар может встретиться с вами двадцать седьмого октября…
– Двадцать седьмого октября? Но это же через три недели. А мне нужно… – Я осекаюсь, не договорив.
«Мне нужно его увидеть» прозвучит чересчур пылко. Но сегодняшний визит на кладбище затянул меня в эмоциональный водоворот. Знаю, Брэд поможет мне выбраться.
– Я бы хотела встретиться с ним раньше. Например, завтра.
– Очень жаль, но на следующей неделе он очень занят, а потом уезжает в отпуск. Мистер Мидар сможет принять вас двадцать седьмого октября, – повторяет Клэри.
– Что ж, делать нечего, – тяжело вздыхаю я. – Но если в ближайшее время у него появится окно, пожалуйста, свяжитесь со мной. Очень вас прошу.
