– Ну конечно! Завтра я улетаю во Францию. Мужа у меня больше нет.
– Ладно, – кивнул Алекс. – Но тогда уговор: с этого момента – все начистоту.
– Идем, – согласилась Эмили.
– Хорошо. Пошли со мной, я тебе покажу.
– Так…
Алекс включил свет в том маленьком кабинете, где Себастьян работал, когда бывал дома. Подъехав к книжному шкафу, нашел нужную книгу, за которой, как оказалось, лежал ключ. Развернулся и отомкнул этим ключом ящик стола, на котором стоял компьютер. Вытащил из ящика папку и протянул ее Эмили.
– Это экспонат первый. Не открывай, пока я не соберу другие.
Алекс устроился перед столом, включил компьютер и, когда открылось окошко, напечатал пароль.
– Откуда ты знаешь пароль? – удивилась Эмили.
– Когда живешь с человеком, задача которого – отравить тебе жизнь, то поневоле приходишь к выводу, что такие вещи надо иметь в виду. Особенно если свободного времени у тебя навалом, – продолжая тыкать по клавишам, ответил ей Алекс. – А кроме того, для меня брат – открытая книга.
– А пароль, случаем, не «Matisse»? – вспомнив про своего Матисса, предположила Эмили.
– Разумеется, Шерлок, – ухмыльнулся, довольный, Алекс. – Понимаешь, Себастьян так уверен в себе и своем умении выпутаться из любой передряги, что даже не заметает следов. А теперь, – он потянулся, чтобы достать из принтера распечатанные страницы, – вот тебе экспонат второй. И сейчас будут еще. – Он показал на портрет Констанс, который висел на стене. – Сделай одолжение, сними.
Эмили сняла, и за портретом обнаружился маленький сейф.
– Хорошо. Если код он не изменил, – а он, скорее всего, по беспечности ничего не менял, – то это дата бабушкиного рождения. – Алекс протянул руку к циферблату на дверце сейфа и аккуратно набрал цифры. – Будем надеяться, все осталось на месте с тех пор, как я лазил сюда в последний раз. – Он пошарил рукой в глубине и со вздохом облегчения достал сначала пухлый пакет, потом обыкновенный белый конверт. – Ну вот, это экспонаты третий и четвертый.
Закрыв сейф, он жестом попросил Эмили вернуть портрет на место.
– А теперь предлагаю провести стратегическое отступление, отойти на мою территорию. На случай, если разоблаченный муж мчится сейчас из Лондона спасать свой брак… или, вернее, себя. Не говоря уже о том, что у меня там теплее.
Он выключил компьютер и принтер, и они вышли из кабинета. У себя в гостиной Алекс попросил Эмили разложить все «экспонаты» в ряд на кофейном столике.
– Итак, Эм… – он сочувственно посмотрел ей в глаза. – Боюсь, открытие тебе предстоит не из приятных. Ты готова?
– Меня уже ничто не испугает, Алекс, – махнула она рукой. – Я просто хочу понять, что, как и почему.
– Ну что ж. Тогда открой первую папку.
Она открыла – и увидела фотографии, свои и своей матери. В папке была целая кипа распечаток газетных статей, опубликованных во французских газетах в связи с кончиной Валери де ла Мартиньерес, где непременно указывалось, что ее дочь Эмили – теперь наследница и одна из самых завидных невест.
– Дальше открой пакет, который я вынул из сейфа, и достань, что там внутри. Только поаккуратней.
В руке Эмили оказалась книга. Она в изумлении уставилась на заглавие.
– «История французских плодовых деревьев»! Надо же, только вчера Жак рассказал мне, что мой папа подарил ее на память Констанс, когда та уезжала. Это что, та книга, которую ты не мог найти в библиотеке?
– Да. Осторожно открой ее и взгляни, что написано на первой странице.
– «Эдуард де ла Мартиньерес, – прочла она. – 1943». Ну и что?
– Погоди минуту, мне надо еще кое-что тебе показать. – Исчезнув из гостиной, он вскоре вернулся и протянул ей очередной конверт. – В нем письмо, которое написала мне бабушка. Написала перед самой смертью и оставила у своего поверенного. Опасалась, надо полагать, что Себастьян мне его не передаст. В общем, все то же самое, – он вздохнул.
Блэкмур-Холл, 20 марта 1996
Эмили начала читать.
Дорогой Алекс, пишу тебе в надежде, что когда-нибудь ты вернешься домой, в наш Блэкмур-Холл, хотя, боюсь, этого я уже не застану. Мой дорогой внук, я хочу, чтобы ты знал: теперь я понимаю, каково тебе было и почему понадобилось уехать из дома, но прежде всего мне нужно от всей души попросить у тебя прощения за то, что я не всегда замечала, что с тобой происходит, не всегда реагировала так, как следовало бы, и не сумела тебя защитить. Но, пойми, невозможно было поверить, что твой брат, которого я тоже сердечно люблю, способен столь методично тебя уничтожать. Надеюсь, мой милый мальчик, ты найдешь в себе силы простить меня за то, что я в тебе усомнилась. Столько раз твой брат водил меня за нос! Смышленость, в которой ему нельзя отказать, совсем другого рода, чем твоя, и выражает себя в мастерском умении лгать и изворачиваться, хотя равна твоей по величине дарования… И, пожалуй, я, твоя бабушка, игравшая роль и матери тоже, не без вины в том, что с первого взгляда любила тебя больше его. Ты был ангел, добрый и любящий, а твой брат проигрывал тебе во всех отношениях.
Как-то я прочла одно стихотворение у Филиппа Ларкина, в котором он желает своему новорожденному крестнику вырасти «обыкновенным» – то есть одаренным, но в меру, так, чтобы не слишком много и не слишком мало. Теперь я очень хорошо его понимаю. Ибо твоя одаренность, Алекс, – вот причина твоего крушения. Но я отвлеклась, извини.
Мой дорогой, я молюсь, чтобы ты вернулся прежде, чем я умру. Потому что необходимо решить, как поступить с моим любимым Блэкмур-Холлом.
Как ты знаешь, семья твоего деда владеет имением больше полутора веков. Оно нуждается в уходе и ремонте, и сколько денег на это уйдет, даже не представляю. В состоянии полной растерянности я решила, дорогой мой мальчик, что оставлю Блэкмур-Холл в совместное владение вам с Себастьяном – в надежде, что оно вас помирит. Конечно, я отдаю себе отчет, что это слабая и наивная надежда умирающей женщины, и результат, быть может, окажется прямо противоположным. Приходится только молиться, что дом не станет тяжким бременем ни тебе, ни твоему брату. Но если это случится, продайте его, я даю вам на это благословление.
Кроме того, зная, какой ты страстный библиофил, оставляю тебе книгу – она ценная, но дорога мне совсем не потому, а как память. Мне подарил ее один друг, очень давно, во время войны, во Франции. В том же пакете ты найдешь тетрадку со стихами – это стихи его сестры Софи, которую я очень любила. Если тебе интересно, имя этого человека значится на фронтисписе – этого достаточно, чтобы разузнать, как провела войну твоя бабушка. Я никогда об этом не рассказывала, но история небезынтересная и, возможно, заставит тебя лучше думать о женщине, которая тебя любила, но допустила несколько грубых ошибок. Книга и стихи лежат на своем месте в библиотеке – на третьей полке сверху налево от входа. Если хочешь, они твои.
