Еще и еще целует он, и как воск в пчелиных сотах плавится и тает на солнце, так же и холодная слоновая кость его возлюбленной размягчается от каждой нежной ласки рта и ладони.
Он изумлен. Он не может взять в толк. Он прижимает палец к ее запястью и ощущает ток и биение горячей человечьей крови! Встает. Правда ли это? Правда ли? Он баюкает Галатею на руках, ощущает, как раскрывается ее грудь с первым вздохом. Это правда! Она живая!
— Афродита, благословляю тебя! Афродита, величайшая из всех богов, благодарю тебя и клянусь служить тебе вечно!
Он склоняется поцеловать теплые губы, что охотно отвечают ему. И вот уж парочка обнимается, смеясь, плача, вздыхая, любя.
Девять раз сменится луна, и этот счастливый союз будет благословлен рождением чада, мальчика, которого они называют ПАФОСОМ, и имя его получит город, где Пигмалион и Галатея проживут до конца своей мирной жизни в любви.
Лишь раз или два в греческих мифах смертным любовникам даровано счастливое завершение их истории. Возможно, все дело в надежде, которая подталкивает нас верить, что наши поиски счастья не окажутся напрасными
[232].
Геро и Леандр
Греческое море, или Геллеспонт, в наши дни именуется Дарданеллами и лучше всего известен как сцена наиболее яростных боев за Галлипольский полуостров во время Первой мировой войны. Как часть естественной границы между Европой и Азией, эти проливы всегда были стратегически значимы и для войны, и для торговли. Вопреки размерам этого символического зазора между континентами, сильный пловец на самом деле способен его переплыть.
ЛЕАНДР
[233] происходил из Абидоса, что на азиатской стороне Геллеспонта, но влюбился он в жрицу Афродиты по имени ГЕРО, жившую в башне в Сесте, на европейской стороне. Они познакомились на ежегодном празднестве, посвященном Афродите. Многие юноши потеряли голову из-за того, что тело ее сравнимо «с лугом роз ароматных»
[234], лик ее чист, как у Селены
[235], но лишь красавец Леандр смог пробудить в ней ответную страсть. В недолгое время, что они провели вместе на празднике, влюбленные придумали, как им видеться, когда они разъедутся по домам, разделенные проливом. Каждую ночь Геро будет ставить у себя в башне на подоконнике лампу, а Леандр, устремив взор на эту точку света во тьме, преодолеет течения Геллеспонта, взберется к Геро и будет с ней.
Жрица Геро дала обет целомудрия, однако Леандр уболтал ее, что физическое воплощение их любви — святое дело, посвящение, которое Афродита одобрит. Более того, сказал он, посвящать себя богине любви и при этом оставаться девицей — вот это уж точно оскорбление. Все равно что поклоняться Аресу и отказываться воевать. Этот блистательный довод сразил Геро, и каждую ночь загорался светильник, пролив переплывали, любовью занимались. Сложилась счастливейшая на всем белом свете пара.
Такое безмятежное положение сохранялось все лето, но оно слишком скоро превратилось в осень, и вот уж подули ветры равноденствия. Однажды ночью три ветра — Борей, Зефир и Нот, Северный, Западный и Южный — взвыли разом, вихрями и порывами, и один из них задул светильник Геро. Без путеводного огня над Геллеспонтом и при ветрах, поднявших волны до тяжких стен воды, Леандр потерялся, попал в беду и утонул.
Геро прождала возлюбленного всю ночь. Наутро, не успела Эос распахнуть врата восхода, едва стало хватать света, чтобы разглядеть, Геро глянула вниз и увидела разбитое тело Леандра, простертое на скалах под башней. В муке отчаяния она выпрыгнула из окна и разбилась на тех же скалах
[236].
После Леандра Геллеспонт переплывали многие. Куда уж знаменитее — сам поэт Байрон проделал это 3 мая 1810 года, со второй попытки. У себя в дневнике он гордо записал время: один час и десять минут. «Удалось с малым усилием, — отмечает он. — Тешу себя этим достижением больше, чем мог бы какой угодно славой, политической, поэтической или ораторской».
Лорд Байрон плыл в компании некоего лейтенанта Уильяма Экенхеда, из морской пехоты Великобритании, обретшего свою долю бессмертия тем, что его ввели в строфу псевдоэпического шедевра Байрона «Дон Жуан». Воспевая мощь своего героя, переплывшего Гвадалквивир в Севилье, Байрон пишет о Дон Жуане
[237]:
Он переплыл бы даже, несомненно,
И Геллеспонт, когда бы пожелал,
Что совершили, к вящей нашей гордости,
Лишь Экенхед, Леандр и я — по молодости
[238].
Шекспир, похоже, питал особую нежность к истории этих древних влюбленных: дал героине в пьесе «Много шума из ничего» имя Геро и вложил чудесно циничные, антиромантичные слова в уста Розалинды из комедии «Как вам это понравится»:
