Однажды она пожертвовала Зевсу быка особенно впечатляющих размеров и пыла. Завершив подношение, она отправилась к реке Асоп — смыть с себя кровь. Так случилось, что Зевс, порадованный жертвой и все равно собиравшийся заглянуть в Фивы, посмотреть, как поживает этот город, летел над рекой — в своем любимом обличье орла. Нагое тело Семелы, блестевшее в воде, необычайно взволновало Зевса, и он приземлился, быстренько приняв подобающий вид. Говорю «подобающий вид», потому что, когда боги желали явить себя людям, они представали в уменьшенных, постижимых вариантах себя, чтобы не ослеплять и слишком не пугать. Вот почему фигура, появившаяся на берегу реки и улыбнувшаяся Семеле, походила на человеческую. Крупная, поразительно красивая, мощно сложенная и восхитительно сияющая, но все равно человеческая.
Прикрыв грудь руками, Семела воскликнула:
— Ты кто? Как смеешь ты подглядывать за жрицей Зевса?
— А ты, значит, жрица Зевса?
— Да. Если ты замыслил дурное, я закричу и призову Царя богов, он поспешит мне на помощь.
— Да неужели?
— Не сомневайся. Уходи.
Но чужак приблизился.
— Я тобой доволен, Семела, — произнес он.
Семела отпрянула.
— Тебе известно мое имя?
— Мне много чего известно, верная жрица. Ибо я есть бог, которому ты служишь. Я Отец-небо, царь Олимпа, Зевс всемогущий.
Семела, все еще по пояс в реке, охнула и пала на колени.
— Ну же, — сказал Зевс, бредя по воде к ней, — дай гляну тебе в глаза.
Хоть и в брызгах, лихорадочно и сыро, но соитие состоялось. Когда все завершилось, Семела улыбнулась, вспыхнула, рассмеялась, а затем заплакала, уронив голову Зевсу на грудь и всхлипывая непрестанно.
— Не плачь, милая Семела, — сказал Зевс, проводя пальцами ей по волосам. — Ты меня потешила.
— Прости меня, владыка. Но я люблю тебя и слишком хорошо понимаю, что ты смертную женщину никогда не полюбишь.
Зевс всмотрелся в нее. Взрыв любострастия, каким накрыло его, уже остыл, однако Зевс с удивлением ощутил, как в нем зашевелилось что-то поглубже, затлело, как угли, в сердце. Бог, живший порывами, по-настоящему никогда не задумывавшийся о последствиях, в тот миг действительно пережил великую волну любви к прелестной Семеле — и сказал ей об этом:
— Семела, я люблю тебя! Люблю искренне. Верь мне, клянусь водами этой реки, что буду всегда приглядывать за тобой, заботиться о тебе, защищать тебя, чтить тебя. — Он взял в ладони ее лицо, склонился и запечатлел нежный поцелуй на ее мягких, податливых губах. — А сейчас прощай, моя милая. Буду навещать тебя с каждой новой луной.
Натянув платье, все еще с мокрыми волосами, насквозь согретая и сияющая любовью и счастьем, Семела прошла через поля к храму. Глянув вверх и прикрыв глаза ладонью, она смотрела, как взмывал и парил в небе орел, словно улетал в само солнце, пока от блеска светила у нее не потекло из глаз и ей не пришлось отвернуться.
Жена орла
Зевс хотел как лучше.
Для какого-нибудь несчастного полубога, нимфы или смертного эти четыре слова так часто предвосхищают катастрофу. Царь богов и впрямь любил Семелу и на самом деле хотел ей добра. В пылу своего нового увлечения он ухитрился с удобством для себя забыть, каким страданиям подверглась Ио, сведенная с ума слепнем, насланным Зевсовой мстительной женой.
Увы, у Геры, может, и не осталось стоглазого Аргуса, чтобы собирать разведданные, но у нее имелись другие тысячи глаз. То ли кто-то из завистливых сестер — Агава, Автоноя или Ино, — проследил за Семелой и нашептал Гере историю о речных утехах, то ли кто-то из жриц самой царицы неба, про это ничего не известно. Но так или иначе Гера все узнала.
И вот, однажды под вечер, когда Семела с романтическим чувством возвращалась к месту регулярных любовных встреч с Зевсом, обнаружила она там согбенную старуху, опиравшуюся на клюку.
— Вот так красоточка, — прокаркала старуха, несколько пережимая с хрипами и сипами несчастной карги.
— Ой, спасибо, — сказала ничего не подозревавшая Семела с дружелюбной улыбкой.
— Проводи меня, — сказала карга, клюкой подтягивая Семелу к себе. — Дай-ка обопрусь на тебя.
Семела была вежливой и отзывчивой по природе своей — и воспитанной в культуре, где старикам в любом случае оказывали величайшее внимание и почтение, а потому она пошла со старухой, терпя ее бесцеремонность и не жалуясь.
— Меня звать Бероя, — сказала старуха.
— А меня Семела.
— Какое милое имя! А это Асоп. — Старуха показала на прозрачные воды реки.
— Да, — согласилась Семела, — так называется эта река. — Я слыхала байку, — старуха перешла на хриплый шепот, — что тут соблазнили жрицу Зевса. Прямо в этих камышах.
Семела промолчала, но румянец тут же залил ей шею и щеки и выдал ее с головой — не хуже слов.
— Ох ты, дорогуша! — заверещала старуха. — Так это была ты! А если приглядеться, то и живот твой видать. Ты беременна!
— Я… я… — пробормотала Семела с подобающей застенчивостью и гордостью. — Но… ты умеешь хранить тайну?..
— О, эти старые уста никогда не проболтаются. Можешь поведать мне что угодно, милочка.
— Ну, дело в том, что отец этого дитя — не кто иной, как сам Зевс.
— Да ладно! — проговорила Бероя. — Неужели? Правда?
Семела очень утвердительно кивнула. Старухин недоверчивый тон ей не понравился.
— Правда. Царь богов.
— Зевс? Великий бог Зевс? Так-так. Интересно… Нет, нельзя такое говорить.
— Что нельзя говорить, бабушка?
— Ты с виду сплошь милая невинность. Такая доверчивая. Но, дорогая, откуда ты знаешь, что это был Зевс? Не так ли сказал бы и какой-нибудь злодей-совратитель, чтоб тебе понравиться?
— Ой нет, то был Зевс. Я знаю наверняка.
— Прости старуху, но опиши его мне, дитя мое.
— Ну, высокий. С бородой. Сильный. Добрый…
— Ну нет, какая жалость, но это вряд ли применимо к богу.
— Но то был Зевс, правда! Он превращался в орла. Я видела это своими глазами.
— Этому фокусу можно научиться. Фавны и полубоги умеют. Даже некоторые смертные.
— Это был Зевс. Я это чувствовала.
— Хм… — Бероя словно засомневалась. — Я пожила с богами. Моя мать — Тефида, отец — Океан. Я вырастила и воспитала юных богов, когда они возникли из утробы Кроноса. Это правда. Я знаю их повадки и нравы и скажу тебе вот что, дочка. Когда бог или богиня являют себя в истинном обличье, это как жуткий взрыв. Волшебная мощь, огонь. Незабываемо. Ни с чем не перепутаешь.
— Именно это я и ощутила!
