— Гелиос, будешь делать так, как тебе велено, — сказал Аполлон. — Я свое слово сказал, а значит… кхм, сказал.
Аполлон забрал поводья из рук Гелиоса, подсадил Фаэтона в колесницу. Увидев, как Фаэтон болтается туда-сюда по колеснице, Гелиос хохотнул.
— Да он там катается, как горошинка! — сказал он с неожиданно визгливым смешком.
— Справится. Так, Фаэтон. Эти вожжи — они тебе для общения с конями. Те сами знают дорогу, проходят ее каждый день, но им надо показать, что ты их повелитель, понял?
Фаэтон рьяно закивал.
Что-то от нервного возбуждения Фаэтона и ярости Гелиоса, похоже, передалось коням — они брыкались и беспокойно фыркали.
— Самое главное, — продолжил Аполлон, — не лететь ни слишком высоко, ни слишком низко. Посередине между небом и землей, ну?
И вновь Фаэтон кивнул.
— Ой, чуть не забыл. Руки выстави… — Аполлон взял кувшин и вылил масло в протянутые ладони Фаэтона. — Намажься этим как следует. Защитит тебя от жара и света этих жеребцов, когда они поскачут по небу. Земля внизу согреется и озарится, а ты держись по прямой на запад, к садам Гесперид. Двенадцать часов в пути. Держись. Помни: кони знают. Успокаивай их по именам: Эой и Эфон, Пирой и Флегон. — Аполлон называл их, и кони по очереди прядали ушами. — Но еще не поздно, мой мальчик. Ты видел их, ты с ними пообщался, я подарю тебе их золотые статуэтки, отлитые Гефестом, заберешь домой. Это угомонит твоих школьных друзей.
Еще от одного визгливого смешка Гелиоса щеки у Фаэтона вспыхнули.
— Нет, — сказал он, стиснув зубы. — Ты обещал — я тоже.
Заря
Сказал это Фаэтон, и тут возникла Эос — на ярком жемчужно-розовом облаке. С улыбкой поклонилась Аполлону и Гелиосу, растерянно и вопросительно посмотрела на Фаэтона в колеснице и заняла свое место у врат рассвета.
Страннику, глядящему на восток и вверх, на облака, скрывающие Дворец Солнца, первый знак того, что Эос принялась за дело, — вспышка кораллово-розового, что всякий раз поутру пронизывает небо. Распахнула она врата пошире, и этот розовый окреп до блеска золота, а тот делался все ярче и яростней.
Для Фаэтона во дворце зрелище было обратным: врата распахнулись и явили темный мир, озаренный лишь серебряным блеском сестры Эос и Гелиоса — лунной богини Селены, добравшейся до конца своего ночного пути. Эос раскрывала врата все шире, пока Фаэтон не увидел, как розовый и золотой свет вырывается вовне, затопляет тьму ночи. Словно то был знак для четырех коней: они навострили уши, содрогнулись и встали на дыбы. Фаэтона отбросило назад, и колесница под ним поехала.
— Помни, сынок, — прокричал Аполлон, — не полошись. Крепче хватку. Не натягивай поводья. Просто покажи коням, что ты владеешь положением. Все будет хорошо.
— В конце концов, — прокричал Гелиос, когда колесница начала отрываться от земли, — что может пойти не так? — Его визгливый смех фальцетом хлестнул Фаэтона, будто плеткой.
И вновь переключимся на странника, что смотрит с дороги внизу на восток: золотое свечение превращается в громадный огненный шар, его все труднее наблюдать не щурясь. Краткая вспышка рассвета окончена, приходит день.
Поездка
Кони Аполлона ринулись вперед, топча воздух. Все шло гладко. Они знали, что делать. Забравшись на определенную высоту, взяли нужный курс и дальше гнали прямо. Все просто.
Фаэтон выпрямился, старательно не дергая за поводья, и всмотрелся в даль. Разглядел кривую, отделявшую синее небо от заполненной звездами тьмы. Видел, как действует пылающий свет колесницы. Сам Фаэтон был защищен, в волшебной безопасности от жара и света, но громадины облаков таяли и растворялись до пара. Фаэтон посмотрел вниз и увидел, как сжимаются по мере его приближения длинные тени гор и деревьев. Видел, как складчатое море рассыпается миллионами искр света, видел, как сияние росы возносится трепетным туманом, когда подъезжали они к берегам Африки. Где-то к западу от Нила Эпаф отдыхает на пляже. Ох, ну и триумф же ожидает Фаэтона — каких свет не видывал!
Побережье сделалось отчетливее, и Фаэтон натянул поводья, пытаясь направить Эоя, ведущего коня слева, вниз. Эой, возможно, думал о чем-то своем — о золотой соломке или хорошеньких кобылках, и уж точно не ждал, что его станут сбивать с пути поводьями. Переполошившись, он вильнул и нырнул, потащив остальных коней за собой. Колесница дернулась и понеслась прямо к земле. Как бы ни тянул Фаэтон за поводья, которые почему-то перепутались у него в руках, — все без толку. Зеленая земля с ревом мчалась ему навстречу, и Фаэтон смотрел в глаза собственной смерти. Еще раз отчаянно дернул за поводья, и в самую последнюю минуту — то ли в ответ на этот рывок, то ли инстинктивно желая спастись, — четыре жеребца взмыли ввысь и погнали вслепую на север. Но Фаэтон с ужасом и отчаянием успел заметить, что кошмарный жар солнечной колесницы подпалил землю.
Они летели дальше, а яростная пелена огня плескалась по земле, сжигая дотла все и вся. Целая полоса Африки пониже северного побережья осталась выжженной начисто. И поныне бóльшая часть тех земель — сухая пустыня, которую мы называем Сахарой, а греки именовали ее Землей, спаленной Фаэтоном.
Теперь он уже напрочь ничем не управлял. Кони наверняка поняли, что знакомая твердая рука Аполлона не ведет их. Неукротимая ли радость свободы, переполох ли от недостатка власти над ними свел с ума эту четверку? Рухнув достаточно низко, чтобы земля успела загореться, они ринулись так далеко к багровой линии, отделяющей небо от звезд, что мир внизу сделался холоден и темен. Даже море замерзло, а земля обернулась льдом.
Мечась, раскачиваясь, ныряя и несясь вперед, без всякого руководства и направления, колесница моталась и болталась по воздуху, как листок в бурю. Далеко внизу люди Земли вглядывались вверх с изумлением и тревогой. Фаэтон орал на коней, умолял их, угрожал им, дергал поводья… но все втуне.
Падение
Вести о разрухе, учиненной на земле, дошли до богов на Олимпе и наконец достигли ушей самого Зевса.
— Ты посмотри, что творится, — вскричала расстроенная Деметра. — Урожаи выжгло солнцем или побило морозами. Катастрофа.
— Люди напуганы, — сказала Афина. — Прошу тебя, отец. Надо что-то делать.
Зевс со вздохом полез за молнией. Глянул, где там несется колесница Солнца — она опрометью мчала к Италии.
Молния, как любая у Зевса, попала в цель. Фаэтона с колесницы вышибло начисто, и он, пылая, упал на землю, как выгоревшая ракета, — в воды реки Эридан, с шипением и паром.
В отсутствие заполошного мальчишки и его воплей да диких рывков за поводья великие солнечные скакуны угомонились, вернулись наконец на положенные высоту и маршрут и одним чутьем добрались до земель Гесперид на дальнем западе.
Феб Аполлон не был ни добрым, ни любящим отцом, но смерть сына сокрушила его тяжко. Он поклялся никогда больше не водить колесницу Солнца и передал эту задачу благодарному и увлеченному Гелиосу — и тот с тех пор стал колесничим Солнца, соло
[143].
