По описанию Гомера, духи усопших сохраняют лица и вообще облик, какой у них был при жизни, другие же источники рассказывают о кошмарном демоне по имени ЭВРИНОМ, который встречал мертвых и, как и фурии, обдирал плоть с их костей. Другие поэты поговаривают, что души подземного мира способны были говорить и охотно излагали друг другу истории своей жизни.
Аид был самым ревнивым из всей своей собственнической семейки. Ни единой души не желал он отпускать из своего царства. Трехглавый пес Цербер сторожил врата. Очень, очень мало кто из героев умудрился обойти или надурить Танатоса и Цербера и смог навестить края Аида, а затем вернуться живым в верхний мир.
Вот так смерть стала постоянной величиной в человеческой жизни — и остается ею по сей день. Однако мир Серебряного века, следует понимать, очень отличался от нашего. Боги, полубоги и всевозможные бессмертные по-прежнему разгуливали среди людей. Связи с богами — личного, общественного и сексуального толка — были такой же частью повседневности для мужчин и женщин Серебряного века, как для нас — связи с машинами и помощниками, снабженными искусственным интеллектом. И, осмелюсь заявить, в Серебряном веке было куда занимательнее.
Прометей прикованный
[118]Закипая от ярости, Зевс наблюдал, как выжили Пирра с Девкалионом, как создали они род мужчин и женщин из камней земных. Никто, даже сам Владыка богов, не мог вмешаться в волю Геи. Она представляла старый, глубинный, более неизменный порядок, чем сами олимпийцы, и Зевс понимал, что бессилен предотвратить повторное заселение мира. Зато он мог хотя бы заняться Прометеем. Настал день, когда Зевс решил: пора титану заплатить за свое предательство. Зевс глянул с Олимпа и увидел Прометея в Фокиде — он там помогал основывать новый город, как всегда, вмешивался в людские дела.
Человечество расплодилось в мгновение бессмертного ока — так мы назвали бы миновавшие несколько столетий. Все это время Прометей с титаническим терпением поддерживал распространение цивилизации среди Человечества — 2.0: еще раз учил людей всем искусствам, ремеслам и приемам сельского хозяйства, производства и строительства.
Приняв облик орла, Зевс слетел и уселся на балках недостроенного храма, посвященного его персоне. Прометей, вырезавший сцены из жизни юного Зевса на фронтоне, глянул вверх и сразу понял, что эта птица — его старый друг. Зевс вернул себе привычное обличье и оглядел резьбу.
— Если вот это рядом со мной Адамантея, у тебя все пропорции неверные, — сказал он.
— Право художника, — возразил Прометей, но сердце у него колотилось. С тех пор как Прометей украл огонь, они разговаривали впервые.
— Пришло время заплатить за то, что ты натворил, — сказал Зевс. — Значит, так. Могу призвать гекатонхейров, чтоб они увели тебя силой куда надо, а можешь смириться с неизбежностью и пойти сам, не подымая шума.
Прометей положил молот и резец, вытер руки о шкуру.
— Пошли, — сказал он.
Они не беседовали и не останавливались передохнуть или попить, пока не добрались до подножия Кавказских гор, где встречаются Черное и Каспийское моря. Все время пути Зевс хотел что-то сказать, взять друга за плечо и обнять его. Слезные извинения позволили бы Зевсу все простить, помириться. Но Прометей молчал. Жгучее чувство, что его обманули и им воспользовались, вновь вспыхнуло в Зевсе. «Кроме того, — говорил он себе, — великим правителям нельзя выказывать слабость, особенно когда речь идет о предательстве со стороны ближних».
Прометей прикрыл глаза ладонью и посмотрел вверх. Увидел троих циклопов — те стояли на высокой покатой скальной стене у самой высокой горы.
— Знаю, ты хорошо лазаешь по горным склонам, — проговорил Зевс, надеясь, что получился ледяной сарказм, но даже на его слух вышло обиженное бормотание. — Давай, лезь.
Когда Прометей добрался туда, где были циклопы, они заключили его в кандалы, растянули спиной к стене и прибили оковы к камню громадными клиньями из нерушимого железа. Два великолепных орла слетели с неба, приблизились к Прометею, заслонили солнечный свет. Он слышал, как жаркий ветер ерошит им перья.
Зевс воззвал к нему:
— Ты вечно пребудешь прикованным к этой скале. Никакой надежды на побег или прощение, никогда в целой вечности. Каждый день эти орлы будут прилетать и рвать тебе печень — как ты рвал мне сердце. Они будут жрать ее у тебя на виду. Поскольку ты бессмертен, за ночь исцелишься. Эта пытка никогда не закончится. С каждым днем муки твои будут все горше. Ничего не останется у тебя, кроме времени, чтобы осмыслить беспредельность твоего проступка, глупость твоих действий. Ты, прозванный предусмотрительным, не выказал нисколько своей предусмотрительности, когда выступил против Владыки богов. — Голос Зевса гремел по ущельям и расселинам. — Ну? Нечего сказать?
Прометей вздохнул.
— Ты неправ, Зевс, — промолвил он. — Я обдумал свои действия с большим тщанием. Взвесил свой покой — и будущее всего рода людского. И знаю теперь, что им суждено процветать и благоденствовать независимо ни от каких бессмертных, даже от тебя. Это знание — бальзам от любой боли.
Зевс долго смотрел на своего бывшего друга, прежде чем заговорить.
— Ты недостоин орлов, — сказал он с чудовищной холодностью. — Пусть будут стервятники.
И два орла тут же превратились в зловонных, уродливых стервятников, что покружили над простертым телом, а затем обрушились на него. Их бритвенно-острые когти распороли титану бок, и с омерзительными воплями торжества птицы принялись пировать.
Прометей, верховный создатель человечества, заступник и друг, учил нас, воровал ради нас и пожертвовал ради нас собой. Мы все владеем частичкой Прометеева огня, без него не быть нам людьми. Жалеть его и восхищаться им — правильно; в отличие от ревнивых и самовлюбленных богов он никогда не просил ему поклоняться, воспевать его и обожать.
И вас, вероятно, порадует, что, вопреки вечному наказанию, на какое его обрекли, однажды возникнет герой столь великий, что он смог противостоять Зевсу, сорвать оковы с вожака людей и освободить его.
Персефона и колесница
Мир, которым как верховный владыка небес правил Зевс, был человечеству щедрой матерью. Мужчины, женщины и дети угощались плодами деревьев, зерном трав, рыбой вод и живностью полей без особых усилий или тяжкого труда. Деметра, богиня плодородия и урожая, благословляла природу. Если где и случались нищета или голод, то лишь из-за людской жестокости и проделок тех жутких существ, каких выпустила из кувшина Пандора, а не по божественному недогляду. Однако всему предстояло измениться. Аид приложил к этому руку и — кто знает? — быть может, таков был его исходный замысел: распространить смерть по белому свету и тем увеличить население своего царства. Причудливы они, дела Мора.
