Неброской титаниде Лето (ЛАТОНА у древних римлян) позднее начали поклоняться как богине материнства, а также образцу скромности. Вероятно, все из-за беременности, которая, после того как Зевс овладел Лето, обернулась самой большой отвагой и победой в испытании. Ибо когда Гера обнаружила, что ее муж обрюхатил Лето, она велела своей бабке Гее не пускать Лето рожать ни на какой земле. Гера и так была вне себя из-за того, что низкородная Афина завоевала больше Зевсовой любви, чем их благородные сыночки Гефест и Арес (в припадке материнского чувства она уже, видимо, забыла, что сама вышвырнула Гефеста с небес), и потому не собиралась допускать, чтобы еще один ублюдочный божок полез нарушать установленный порядок среди олимпийцев. Многое в Гере напоминает Ливию, жену римского императора Августа, или жен некоторых английских королей и мафиозных донов. Вечно присматривают они за династичностью и кровным родством, вечно готовы на все ради чести и семьи, ради фамильных древ и наследования.
Лишенная пристанища на земле, несчастная беременная Лето моталась по морям, ища, где бы родить. Попыталась укрыться у буйных гипербореев, что жили за Северным ветром
[87], но те, боясь гнева Геры, не впустили ее. Во всех смыслах без руля и без ветрил, Лето направила молитвы Зевсу, из-за которого и попала в этот жуткий переплет; однако его власть как Повелителя богов зиждилась на принятии и укреплении права других богов повелевать своими наделами и являть свою волю. Он не мог вмешаться и отменить вердикт Геры или развеять ее ужасные чары. Вожди, цари и императоры вечно жалуются, что они самые несвободные даже по сравнению со своими подданными, и в этом есть некоторая истина. Зевс, разумеется, при всей мощи и величии, всегда был ограничен министерскими принципами правления — консенсусом и коллективной ответственностью, они и позволяли ему править.
Все, что он мог сделать для Лето, — уговорить брата Посейдона создать приливную волну и дотащить лодку Лето до маленького необитаемого острова Делос, что болтался средь заводей и бурунов Киклад, не укорененный в морском дне и потому за пределами Гериного проклятия.
Двойняшки!
Изнуренная лето высадилась на гостеприимном плавучем острове Делос, и сил ей хватило лишь на то, чтобы заползти за дюны и укрыться среди одиноко росших сосен на краю пляжа. Те немногие орешки и травы, какие она могла здесь добыть, не способны были пропитать бурную жизнь, что уже толкалась в ней, и потому Лето добралась до зеленой долины, которую заметила вдали. Там, у подножия горы Кинф, она прожила месяц — на фруктах и орехах, как дикий зверь, зато неуязвимая для проклятия Геры. Живот ей так раздуло за это время, что она опасалась, уж не чудищем или великаном беременна. Но продолжала собирать еду, питаться и отдыхать, собирать еду, питаться и отдыхать.
Однажды приступы голода уступили новым и более острым припадкам боли. Одинокая, без чужой помощи, Лето родила девочку — милейшее дитя из всех рожденных доселе
[88]. Новоявленная мать выдохнула имя — АРТЕМИДА. Сильная, наделенная поразительнейшей ртутной прытью и гибкой силой, малышка в первый же свой день на белом свете взялась за необходимую и чудотворную работу. Ибо Лето поняла, почему ее беременность была такой тяжкой и грузной — внутри у нее был еще один ребенок, и этот младший из двойни шел по родовым путям боком, отчего Лето маялась сокрушительными муками. У Артемиды, как выяснилось, было инстинктивное чутье, как легче всего принять дитя, и она помогла с рождением своего великолепного брата.
Мальчик захныкал, и мать с дочерью заплакали от радостного изумления. Волосы у него на голове были не гагатово-черные, как у его сестры или матери, а белокурые — наследие от бабушки по материнской линии, сияющей Фебы. Лето назвала дитя АПОЛЛОНОМ. Аполлон Делосский, как иногда называют его в честь места, где он родился, и Аполлон Феб — в знак почтения к бабушке-титаниде и его собственной лучезарной, золотой красоте, ибо фебус означает «сияющий».
Артемида
Зевс обожал Артемиду почти так же, как Афину, и из кожи вон лез, чтобы защитить ее от Геры — та и смотреть-то не могла на очередной плод адюльтера, особенно на этот, который она высокомерно сочла шебутной пацанкой и посрамлением достоинства женского божества.
Однажды вечером, когда Артемида еще была девчонкой, Зевс увидел, как она играючи ловит и отпускает мышей и лягушек в подлеске у основания горы Олимп. Он присел рядом на валун и втащил ее к себе на колени.
Она подергала его за бороду, а потом спросила:
— Папа, ты меня любишь?
— Артемида, ну что за вопрос! Сама знаешь, что да. Знаешь, что я люблю тебя всем сердцем.
Если вы ребенок безнадежного блудодея, то отца можно уломать почти на что угодно. Артемида вертела Зевсом с той же легкостью, с какой накручивала на пальчик его бороду.
— Ты меня сильно-сильно любишь и желание мое исполнишь?
— Конечно, моя милая.
— Хм. Если вдуматься, пустячок. Ты исполняешь желания даже всяких мелких и незаметных нимф и водных духов. Давай ты несколько моих желаний исполнишь?
Про себя Громовержец застонал. Весь мир, казалось, считал, будто Зевс всемогущ, сидит на олимпийском троне и повелевает небесами и землей, и это самая простая работа. Что им известно об отцовской вине, братском соперничестве, властной борьбе и ревнивых женах? Угоди одному родичу — взбесишь другого.
— Несколько? Ох ты. У тебя же наверняка есть все, что девочке хочется? Ты бессмертная, а когда достигнешь вершины красы — не состаришься. Ты сильная, умная, шустрая и… ай! — Последний вскрик вырвался у него потому, что у него из подбородка выдернули волос — довольно жестоко.
— Да они нетрудные, пап. Малюсенькие.
— Ладно, выкладывай.
— Я хочу, чтобы у меня никогда-никогда не было мальчика или мужа, и пусть никакой дядька ко мне не прикасается, ну ты понимаешь, как…
— Да, да… кхм… очень понимаю.
Вероятно, тогда-то Зевс впервые зарделся.
— А еще я хочу себе много-много имен, как у моего брата. Они называются «прозвания». А еще лук — у него их целый набор, а у меня ни одного, потому что я девочка, а это вообще нечестно. Я старшая из двойни, между прочим. Гефест может мне сделать очень особенный, на день рождения, как Аполлону, — серебряный лук с серебряными стрелами, пожалуйста. А еще хочу тунику до колен, чтобы в ней охотиться, потому что длинные платья дурацкие и неудобные. Не нужны мне покровительства над селами или городами, хочу править горными склонами и лесами. И оленями. Мне нравятся олени. И собаки — охотничьи, а не комнатные, от этих никакого толку. И, если тебе не жалко, хочу хор девочек, пусть воспевают меня в храмах, и нимф, чтоб выгуливали собак, присматривали за мной и помогали защищать меня от дядек.
