Стадо вигоней мирно паслось в пятистах-шестистах метрах от хижины, в которой наши спутники провели ночь. Вакеро, с болами в руке, пробежал половину этого расстояния со всею быстротой, на какую был способен, и по мере приближения к стаду постепенно замедлил шаги. Мимо гуанако он прошел, не спугнув их, и это было хорошим началом. Вигони, видя, что их вожак спокоен, не проявляли ни малейших признаков тревоги. Этот вожак, находившийся впереди всего стада, выделялся как своими более крупными размерами, так и уверенной, горделивой поступью.
Именно к нему и направился вакеро, рассчитывая, что старый самец не сразу догадается об опасности. Однако животное насторожилось и, несколько раз ударив копытом о землю, испустило пронзительный крик. Стадо уже было готово обратиться в бегство, как вдруг вожак встал на дыбы, и в ту же минуту болы, описав несколько молниеносных кругов, обвились вокруг него, заставив его рухнуть на землю.
Что же сталось с быстроногими вигонями? Вы думаете, они умчались прочь от страшного охотника? Ничуть не бывало. Напротив, они возвратились назад, желая разделить участь своего вожака и покровителя. С жалобными криками они окружили его тесным кольцом. Теперь вакеро уже незачем было скрываться. Он уложил их по очереди, и ни одна не сделала ни малейшей попытки избегнуть смерти: все они погибли от ножа охотника.
Когда их агония кончилась и последний крик замер над равниной, наши путники услыхали только топот убегающих гуанако и обезумевших от страха альпака и лам.
Леон насчитал девятнадцать вигоней – все с колотыми ранами в боку. Индеец уверял, что это не первая его охота на вигоней и что всякий раз, когда ему удавалось уложить вожака, самки добровольно делили участь своего повелителя, позволяя убить себя без малейшего сопротивления.
Глава X. Поимка кондора
Вакеро с помощью Гуапо перевез на муле и лошади все девятнадцать туш к своему жилищу. Одну из них разрубили на части и немедленно зажарили, так как свежий воздух пуны пробудил аппетит наших путников.
Но все эти вигони, а также свежеободранная шкура быка, убитого накануне, вскоре привлекли внимание кондоров67 – огромных ястребов, которые, как вам известно, очень падки на всякую мертвечину. Четыре или пять крылатых хищников уже парили над головой вакеро, и тот спросил Леона, не желает ли он посмотреть, как ловят этих крупных птиц. Ответ Леона угадать нетрудно: никогда еще любопытство его не было так сильно возбуждено. «Неужели, – думал он, – можно поймать при помощи бол этих ястребов, которые никогда не подпускают к себе человека даже на расстояние ружейного выстрела?» Только когда они нажрутся до отвала падалью и не в состоянии лежать, только тогда их удается подстрелить или поймать живьем, но когда они голодны, это совсем немыслимо. Всевозможные уловки, к которым прибегают охотники, не приводят ни к чему и только усиливают природную подозрительность этих птиц.
В то время как другие породы ястреба охраняются законом, налагающим известное взыскание и штраф за истребление грифов68, которые считаются очень полезными птицами, так как поедают всякую падаль, голова кондора, наоборот, оценивается, как голова разбойника, потому что этот пернатый хищник наносит огромные убытки скотовладельцам: каждый кондор ежегодно пожирает внушительное количество ягнят, молодых альпака и лам. Кроме того, крупные перья кондора высоко ценятся в городах Южной Америки, благодаря чему кондор считается хорошей добычей, и охотники стараются не упустить его.
Взяв длинную веревку и взвалив свежую шкуру быка себе на плечи, вакеро предложил Гуапо последовать за ним и привести с собою обеих лошадей. Удалившись на довольно значительное расстояние от хижины, он подошел к вырытой в земле яме, очевидно, служившей ему уже в подобных случаях, и, опустившись в нее, растянулся на дне ее во всю длину, после чего накрылся бычьей шкурой, вывернув ее наизнанку, как будто для просушки.
Гуапо и лошади были оставлены здесь, чтобы обмануть кондоров, внимательно следивших с высоты за всем происходившим на равнине.
Однако вакеро так искусно спрятался в яме, что его невозможно было заметить, и, когда Гуапо удалился, уведя лошадей к хижине, кондоры не сомневались, что внизу осталась только растянутая на земле шкура, которую благодаря ее красному цвету они принимали за свежее мясо.
Вскоре они спустились, и самый крупный из них, бывший, без сомнения, и самым жадным, сел недалеко от вакеро. Не заметив ничего подозрительного, он мало-помалу приблизился и наконец вцепившись когтями в кожу, стал раздирать ее клювом. В это мгновение кожа вдруг приподнялась. Кондор взмахнул крыльями, намереваясь улететь, но тщетно: кто-то держал его за лапу. Остальные четыре ястреба взлетели и скрылись в высоте.
Леон думал, что вакеро сейчас выскочит из ямы, но хитрый охотник и не думал показываться: продолжая сидеть под шкурой, он старательно укрывал от пернатого хищника свою голову и плечи, так как знал, что ястреб при первой возможности выклевал бы ему глаза и, во всяком случае, разодрал бы когтями лицо.
Спрятавшись таким образом под кожей, вакеро привязал свою веревку к лапе кондора и кинулся бежать со всех ног. Хищник, почувствовав себя свободным, взвился кверху, не выпуская, однако, своей добычи.
Вакеро привязал свою веревку к лапе кондора и кинулся бежать со всех ног
У Леона вырвался возглас отчаяния: он думал, что кондор улетит совсем. Но вакеро держал другой конец веревки и благодаря упрямству ястреба, который не желал расставаться с окровавленной шкурой, скоро заставил его спуститься на землю, после чего при помощи Гуапо, не без труда и хитрости, продел кондору веревку в ноздри и, притащив его к хижине, привязал к колу.
Глава XI. Горная дорога
Охота на вигоней отняла немного времени, а поимка кондора и того меньше. Было еще очень рано, но дон Пабло торопился покинуть равнину, где его легко могли настигнуть враги, если бы только им посчастливилось напасть на его след. Сборы были недолги, и, взвалив на лам двух убитых вигоней, наши путники простились с вакеро и направились на восток.
К вечеру пуна была уже позади них, и они расположились на ночлег под скалой, выступавшей над ними в виде навеса. На следующее утро, едва взошло солнце, они снова тронулись в путь, направляясь в горы по дороге, становившейся час от часу труднее. Они спускались теперь по восточному склону Анд и через день-два надеялись добраться до опушки огромного леса, простиравшегося до побережья Атлантического океана. Они стремились скорее очутиться в девственной пуще, где единственными путями сообщения служат только реки и русла пересохших ручьев, где чаща местами совершенно непроходима, так что даже ягуар, преследуя свою добычу, вынужден перепрыгивать с одной вершины дерева на другую. Еще день, и дон Пабло рассчитывал с семьею проникнуть в «монтанью» – так ошибочно называется этот первобытный лес: ошибка тем более необъяснимая, что испанский язык чрезвычайно богат описательными терминами.
