Другая парочка заботами о вьюках себя не утруждала, но ехала впереди, ведя беззаботную и даже шутливую беседу. Длиннобородый восседал на прекрасной вороной лошади – не на мексиканском мустанге, как у товарищей, но на большом мускулистом коне, стать которого указывала на кентуккийскую породу. И так оно и было, ведь это именно тот скакун, которого вынужден был бросить Фрэнк Хэмерсли во время поспешного бегства через расселину в утесах.
– На этот раз, Роблес, мы хорошенько погреем руки, – заметил наездник вороного. – Принимая в расчет шелка и кружева, не говоря уж об этом роскошном скакуне подо мной, мы можем считать наше время потраченным не напрасно.
– Уж насчет вас-то точно, – отозвался его собеседник. – Моя доля не так велика.
– Бросьте, теньете
[25], не стоит так говорить! Вам следует быть довольным долей, подобающей вашему рангу. Кроме того, нельзя забывать, что тот, кто делает ставку, получает и право на выигрыш. Разве не так?
Это справедливое замечание явно произвело на Роблеса впечатление, и он кивнул.
– Ну вот, рад, что вы это признаете, – продолжил всадник на вороном. – Давайте не будем спорить. Ведь вам известно, Роблес, что мы не можем допустить ссор. Вы получите щедрый процент от этого счастливого предприятия, обещаю. Кстати, на сколько, как думаете, потянет наша добыча?
– Ну, – протянул Роблес, возвращаясь в веселое расположение духа. – Если грамотно распорядиться добром в Эль-Пасо или Чиуауа, можно выручить от пятнадцати до двадцати тысяч долларов. Тут есть разные шелка-бархаты, за которые можно взять хорошую цену, если предложить товар богатым дамочкам из Дуранго или Сакатекаса. Верно одно – вы прибрали к рукам добрую треть от товаров каравана.
– Ха-ха! Больше половины, если перевести на деньги. Рогатая Ящерица гнался за количеством, и я позволил ему отвести душу. Вождю куда милее дешевые ситцевые ткани, расписанные красными, зелеными и желтыми цветами, чем все шелка в мире, сотканные со времен матери Евы. Ха-ха-ха!
Смех, к которому Роблес охотно присоединился, еще звучал в воздухе, когда оба всадника въехали в идущий между горами проход. Он представлял собой проем в сьерре, показавшийся в обозрении вскоре после разделения с шайкой Рогатой Ящерицы. Это был перевал, загроможденный скалами, с почти неприметной тропой, петляющей из стороны в сторону и проходящей иногда по каньонам или расселинам таким узким, что мулу с поклажей едва хватало места, чтобы пройти.
При всем этом животные и путники не испытывали особых затруднений, и только американский конь выказывал признаки испуга. Прочие же четвероногие семенили, как ни в чем не бывало.
Несколько часов продвигался отряд мимо серии каньонов и ущелий, иногда пересекая поперечный хребет, чтобы спрямить поворот и срезать путь. Перед самым закатом он остановился на привал – не в самом дефиле, но в одном из еще более изрезанных его притоков, уходившем в сторону горы. Тут не было ни дороги, ни тропы, похоже, здесь никогда не ступала нога человека или животного.
При всем том лошадь Роблеса и вьючные втянулись в него спокойно, как в родное стойло. Да, вожак отряда на кентуккийском вороном въехал в провал первым, но едва ли уверенность остальных объяснялась этим фактом. Грабители ехали, пока не достигли предела – дальше прохода не было, ущелье заканчивалось тупиком, как это часто случается в амигдолаидовых
[26] горах Мексики.
У самой оконечности, где ущелье сужалось до пятидесяти футов, лежал огромный гранитный валун, который как будто полностью перекрывал тропу, хотя позади между ним и утесом оставалось пространство.
Препятствие было только кажущимся и не заставило вожака остановиться даже на секунду. С одного из боков камня оставался коридор, достаточно широкий, чтобы в него прошла лошадь. Бородатый воспользовался им, следом проехали Роблес и цепочка мулов.
За валуном существовало открытое пространство в несколько квадратных ярдов, достаточное, чтобы развернуть коня. Предводитель дикарей направил скакуна прямо на скалы, но не с намерением вышибить ему мозги, а чтобы заставить войти в пещеру, проем, которой обрисовывался в фасаде вертикальной стены, черный и унылый, как дверь в темницу инквизиции.
Лошадь фыркнула и попятилась, но устрашающие мексиканские шпоры с острыми колесиками быстро заставили ее передумать. Следом шли мустанг Роблеса и мулы, причем последние втянулись в отверстие так же невозмутимо, как в хорошо знакомое стойло.
Глава 20. Преображение
Следующий день клонился уже к вечеру, когда четверо нагруженных добычей дикарей, нашедших прибежище в пещере, снова вынырнули наружу. Они направились на север, вытянувшись цепочкой в том самом порядке, как появились, но обличьем переменились так сильно, что если бы кто-то видел, как эти люди накануне въезжали в пещеру, то едва ли узнал бы их. Даже животные претерпели определенную метаморфозу. Лошадям поменяли сбрую: плоское американское седло исчезло со спины величавого кентуккийца, его сменило глубокое мексиканское седло-силья с характерными для него короной из тисненой кожи и деревянными стременами-эстрибос. Мулы тоже запряжены иначе – каждый получил уставное вьючное седло, именуемое «альпареха», а также широкие попоны-аписаморес, спускающиеся им на бедра. Награбленное добро уже не было приторочено небрежными связками, но пряталось в аккуратно упакованные тюки, как во время доставки регулярным караваном, атахо.
Двое погонщиков тоже несколько переменились. Кожа их сохранила прежний цвет – присущую индейцу бронзовую смуглость, но вместо орлиных перьев на головах у обоих красовались простые соломенные шляпы. С плеч у них свисали плащи без рукавов из грубой шерсти с перекрещивающимися полосами – тильмы, а на ногах были одеты свободные рейтузы из белой хлопковой ткани. Кожаный пояс и передник из дубленой бурой овчины довершали костюм арьеро из числа самых бедных. Таких называют «мосо» – помощниками.
Но вот преображение с двумя другими членами отряда – вождем и тем, которого звали Роблес, было более разительным. В пещеру они въехали индейцами, воинами из разряда знатных: с перьями, раскраской и прочими регалиями дикарской элиты. А назад вышли белыми людьми в костюмах процветающих ранчеро или, скорее, городских торговцев: широкополые блестящие шляпы, матерчатые куртки и брюки, последние подшиты с внутренней стороны кожей для верховой езды, сапоги с тяжелыми шпорами, на поясе шелковые кушаки, к седлу приторочены ножи-мачете, плащи-серапе, свернутые в скатку, покоятся на крупах лошадей, довершая снаряжение путешественников. Во главе атахо из мулов эта компания выглядела группой мирных торговцев, доставляющих свои товары из одного города в другой.
Выезжая из пещеры, вожак, выглядящий посвежевшим и помолодевшим, благодаря смене наряда и очистке кожи, бросил взгляд на небо, как бы справляясь по солнцу, который теперь час. Одновременно он извлек из кармана жилета золотые часы и сверился также с ними.
