Изнутри каменный домик был таким же маленьким и опрятным, каким выглядел снаружи, — спальня да кухня, вот и все. Я не стала садиться, и Кель замер в дверях, будто на случай западни. Целительница обратила на меня светлые глаза — голубые, как у Келя, и странно контрастировавшие с черными волосами и оливковой кожей. Я тут же показалась себе бесцветной и на мгновение ощутила приступ неуверенности, прежде чем вновь надела ледяную броню и сосредоточилась на стоящей передо мной задаче.
— Вы… как я? — спросила девушка.
Одаренная? Она ахнула, словно всю жизнь избегала этого слова, которое я произнесла так запросто.
— Да, Одаренная.
Верно.
— Ваше величество, — рыкнул Кель, и Буджуни у меня под боком оцепенел.
Я не могу от нее это скрыть, Кель. Воин буквально расплескивал вокруг недоверие, смешанное со страхом перед тем, чего он был приучен бояться. Девушка коротко взглянула на него и вытянула руку, словно желая облегчить его беспокойство. Кель набычился, и она опустила ладонь.
— Я лечу людей. А… вы? — спросила она, снова поворачиваясь ко мне.
Я Рассказчица, хотя в некоторой степени владею и даром исцеления.
— Рассказчица, которая не может говорить?
Я не хотела делиться с ней своей историей и лишь кивнула, не удостоив ее объяснений. Целительница нахмурила брови.
— Зачем вы здесь, ваше величество? Меня опять арестуют?
Я не была уверена, как лучше продолжить разговор, чем поделиться из вороха своих секретов.
— Зачем вы пришли? — настойчиво повторила девушка.
Королю нездоровится.
— И вы не можете его вылечить?
Нет. Не могу. Правда камнем легла мне на грудь, и Целительница склонила голову, словно услышав мою беспомощность.
— Вы хотите, чтобы я его вылечила. — Это был не вопрос.
Я снова кивнула. Девушка прикусила губу, переводя взгляд с меня на Келя и Буджуни.
— Если я помогу, что получу взамен?
Кель фыркнул, будто перед нами стояла типичная вымогательница. Но я понимала ее мотивы. А чего ты хочешь?
— Защиты. Снисхождения. И не только для себя, а для всех, кто такой же, как я. Как мы.
Она просила меня спасти всех Одаренных, в то время как я не могла спасти даже Тираса. И все же я не раздумывала ни секунды. Я сделаю все, что в моих силах. Это было большее, что я могла предложить, и Целительница, видимо, поняла. Она кивнула, и я наконец перевела дух.
— Чем болен король?
Я снова засомневалась, боясь поделиться чем-то, что уже не смогу забрать — и что поставит под угрозу Тираса и саму юную Целительницу, обремененную непосильным знанием. Король… тоже, как мы. Она замотала головой.
— Не понимаю.
Он Одаренный. Девушка недоверчиво вскинула на меня глаза.
— Сын короля Золтева — Одаренный? — изумилась она. После чего захохотала — громкий, нервный смех, исполненный скорее горечи, чем веселья. — Воистину, боги не лишены чувства юмора. Должно быть, старый король сейчас вертится в аду.
— Старый король был моим отцом, и лучше бы тебе об этом помнить, — прошипел Кель, оскалив зубы.
Целительница обратила на него стальные глаза:
— А вот это меня почему-то не удивляет.
Король Тирас не похож на своего отца, — заверила я ее поспешно.
— Нет? Я не была бы в этом так уверена. — Целительница не отводила взгляда от Келя, словно поведение воина ставило под сомнение и благородство его сводного брата.
Мне ничего не оставалось, кроме как выдать правду. Его поглощает ипостась Перевертыша.
— Быть Одаренным — это не болезнь, — возразила девушка, повторив то же самое, что я сказала однажды Тирасу: «Я не могу починить то, что не сломано».
Я лишь прошу тебя попробовать, — взмолилась я, и она посмотрела на меня с откровенным сомнением.
— Сделаю, что смогу, ваше величество.
* * *
Целительницу звали Шенной, и, верная своему слову, через четыре дня она пришла вместе с Келем в Джеру. Тогда же вернулся и Тирас, хотя его глаза изменились. Обычно они имели такой темный оттенок карего, что казались почти черными. Теперь же зрачок обрамляла теплая янтарная радужка. Глаза орла.
— С волосами произошло то же самое. Однажды я превратился в человека, а они нет. Остались белыми, как перья орла. Скоро у меня будут когти вместо пальцев и крылья вместо рук. — Голос короля был спокоен, но в золотых глазах металась тревога.
Когда Целительница спросила разрешения до него дотронуться, он кивнул, не сводя с меня взгляда. Я была против, и он это знал.
— Упрямая женщина, — прошептал Тирас, и прутья, окружавшие мое сердце, сжались до такой степени, что я не смогла вздохнуть.
Целительница принялась водить ладонями по его вытянутым рукам. При этом глаза ее были закрыты, лицо расслаблено. Работая, она едва слышно гудела: мягкий низкий звук, не отклоняющийся от ноты — словно лютня с единственной струной.
— Это еще зачем? — пробормотал Кель.
Шенна распахнула глаза, но продолжала гудеть еще несколько секунд, водя руками над Тирасом.
— Это звук, который издает его тело, — объяснила она буднично, и хотя внешне нота смолкла, я продолжала слышать ее в голове Целительницы, будто господствующее слово деревьев и птиц. — На этой ноте его тело исцеляет себя, а я просто ей подпеваю, ускоряя выздоровление.
Я взяла Тираса за руку и точно так же закрыла глаза, вплетая свои слова в напев Шенны и приказывая телу короля вновь стать цельным.
— Я не могу его вылечить, — сказала девушка внезапно.
Тирас даже не вздрогнул. Кель принялся расхаживать по комнате, а я чуть не ударилась в слезы. Почему? Мой вопрос прозвучал как крик, и Тирас поморщился.
— Потому что он не болен. Его тело звучит здоровьем и силой.
— Но он становится чем-то иным. И это происходит все чаще и чаще, — возразил Кель, маскируя за злобой страх.
Шенна покачала головой:
— Я знаю многих Перевертышей. Но их дар не выглядит… так. Это всегда собственный выбор.
— Ты знаешь многих? — Тирас поднял на Целительницу свои странные золотые глаза.
— Да, — кивнула она, доверяясь ему. Доверяясь нам.
— Приведи их ко мне, — велел Тирас, и Шенна взглянула на меня в поисках поддержки.
Я могла лишь беспомощно пожать плечами в ответ. Я понятия не имела, что он задумал.
— Нет, — сказала она наконец, помотав головой. — Они никогда не согласятся.
— Тогда отведи меня к ним, — настоял король. — И я докажу, что я один из них.
