— Ларк, пойдем со мной, дочка.
Я запаниковала и начала вырываться, упираясь каблуками. Конечно, годы подточили силу отца, но он по-прежнему превосходил меня на добрых две головы, а сейчас ему помогали страх и отчаяние. Мне оставалось только ковылять следом.
Отпусти меня, отец. Я изо всех сил обрушила на него эти слова, но он даже не дрогнул. И уж тем более не обернулся в поисках говорящего. Как ни в чем не бывало, он продолжал шагать вперед и волочь меня за собой. Отпусти! Мысленный крик эхом заметался у меня в голове, но я была единственной, кого он чуть не оглушил. Отец меня не слышал. Как и Пия, он оказался совершенно невосприимчив к моим словам.
Пока мы шагали к сводчатым дверям в конце зала, я не прекращала штурмовать гранитную стену его разума отчаянными просьбами и приказами. Бесполезно. Наедине с отцом я снова была немой. Двое слуг из Корвина уже ожидали нас у подножия широкой лестницы, которая вела к гостевым покоям в дальнем крыле замка. Завидев отца, они вытянулись по струнке.
— Заприте ее в моей комнате, — без тени эмоций приказал Корвин. — И приготовьтесь к отъезду, как мы и планировали. Отбываем через час. Ходят слухи о приближении вольгар, мы нужны дома. Я скоро вернусь.
Я с ожесточением вырвала руку из его хватки, но, как и обычно, не удостоилась даже взгляда. Для окружающих я была пустым местом, помехой, узницей — и ничего не могла сделать для своего освобождения. Пока. Эта мысль неожиданно придала мне сил, и я без возражений последовала за своими конвоирами, глядя прямо перед собой и напряженно обдумывая план побега.
Меня проводили в отцовскую комнату и заперли на ключ. Я надеялась услышать звуки удаляющихся шагов, но, к моему разочарованию, слуги остались за дверью и завели негромкую беседу. Я принялась расхаживать из угла в угол, чувствуя, как в груди с каждым шагом нарастает тревога. Я пыталась убеждать себя, что Тирас ничего для меня не значит, что его страдания — не моя забота. Но это было не так. В каком-то смысле он стал для меня спасителем — заключив под замок тело, освободил разум. Более того, он стал моим другом, хотя я бы никогда никому в этом не призналась — и ему в первую очередь. В голове эхом металось материнское проклятие. Что бы ни происходило с королем, Кель считал меня ответственной за это. Я и сама считала себя ответственной. Моя мать пала от руки Золтева, но умерла она из-за меня. И теперь мне не хотелось принести смерть еще и Тирасу.
Не в силах больше выносить эту неопределенность, я подбежала к окну и в ярости приказала ему открыться. Стекло хрустнуло и взорвалось. Блестящие осколки веером брызнули во все стороны, и я в испуге присела на пол, закрыв лицо руками. Через секунду дверь распахнулась, и слуги ворвались в комнату с криками, что нас атакуют. Осторожно ступая по битому стеклу, они подобрались к зияющей дыре на месте окна и придирчиво изучили двор и чистое небо. Затем, не найдя никакой опасности, помогли мне подняться. Меня с ног до головы покрывало стеклянное крошево, однако сама я была почти невредима. Я сердито принялась вычищать осколки из волос и складок платья, не переставая ругать себя за столь неуклюжую попытку побега. Отлично, я научилась вызывать пожары и бить окна! Пожалуй, все же стоит потренироваться, если я не хочу в следующий раз случайно покончить с собой.
Наконец слуги ушли, вполголоса обсуждая, из-за чего разбилось окно. Меня снова заперли, но на этот раз стражники не остались под дверью, а поспешили прочь по коридору. За ними стелилась дорожка встревоженных мыслей. Я с облегчением перевела дух и спокойно велела замку открыться. В механизме раздался громкий щелчок, и я мысленно вознесла благодарность Отцу Всех Слов.
Глава 12
Я ПРИОТКРЫЛА ДВЕРЬ И ВЫГЛЯНУЛА в коридор. Уже стемнело, и на каждом этаже горели канделябры. Я задумалась, как проскользнуть незамеченной мимо слуг, которые прекрасно знали, что мне запрещено разгуливать по крепости без сопровождения. Раньше мне не доводилось бывать в этом крыле, и узор коридоров выглядел незнакомым. Другую трудность составляло то, что отец должен был вот-вот вернуться, а я не хотела снова прибегать к своим силам — во избежание еще какой-нибудь катастрофы.
Через двадцать минут, задыхающаяся и растрепанная, я проскользнула в королевские покои, заперла замок и тяжело привалилась к двери. Комната утопала в темноте, одежда бесформенной кучей валялась на полу, рядом лежали сапоги, меч с ножнами и даже корона, которую Тирас так редко надевал. Со стороны создавалось впечатление, что он попросту испарился из одежды. В комнате витал дух запущения, словно все здесь замерло в ожидании хозяина. Я обошла кучу тряпья и вдруг задумалась, не получится ли у меня позвать короля мысленно.
Тирас, где ты? Я выждала пару секунд и повторила вопрос громче. Безмолвный крик концентрическими кругами разнесся по этажу. Но ответа не было. Я помедлила в нерешительности, опасаясь покидать комнату и не зная, куда теперь идти или где прятаться. Так ничего и не придумав, я вышла на балкон и принялась вглядываться в темноту далеко внизу. Возможно, мне удастся связаться с Келем? Или Буджуни?
Кель! Я вытолкнула имя в синие сумерки, и оно повисло в воздухе, будто эхо гигантского гонга. Увы, стражник внизу даже не повернул головы. Я обессиленно сползла на каменный пол, цепляясь за железную обрешетку. Отсюда были видны и мои покои, ярко освещенные изнутри. Это было странно. Служанки видели, как меня проводили на пир, и было сомнительно, что они ждут моего возвращения с расческами и полотенцами наизготовку. Я прищурилась: на плитах балкона лежала длинная тень. В комнате точно кто-то был. Теперь я вспомнила, что Тирас велел мне первым делом идти к себе. Почему я его не послушалась?
Я в очередной раз пожалела, что не могу обратиться в птицу и преодолеть расстояние между двумя балконами. Хотя, возможно, мне необязательно летать самой?.. Я вернулась в комнату и стащила с кровати шелковое покрывало. Затем прижала его к груди, зажмурилась и сосредоточилась на поиске слов, которые сумели бы поднять меня в воздух.
В детстве я могла управлять неодушевленными предметами одним движением губ. Мысленно это сделать куда сложнее.
Моей воле подчинись,
Прямо в небо поднимись.
Ничего не произошло, и я поняла, что должна быть конкретнее. У любой вещи было имя, и управляла ими я тоже с помощью имен. Когда я приблизила свечу, то обратилась к ней напрямую. Когда заставила огонь погаснуть, упомянула его в своем стишке. Даже перед тем, как разбить окно, я четко обозначила, на что направлено мое желание. Так четко, что оно открылось единственным возможным для него способом — разлетевшись на куски.
Покрывало. Я кончиком пальца вдавила затрепетавшие в воздухе буквы в шелковую ткань, после чего снова прижала ее к груди.
Поднимайся, покрывало,
Словно ты всю жизнь летало.
Отнеси меня, как птица,
На балкон моей темницы.
Ткань мгновенно ожила и на буксире потащила меня к балкону, будто ее вытягивало из комнаты ураганным ветром. Увы, мой вес не позволял ей взлететь как следует, и она лишь беспомощно трепетала над полом, зажатая у меня в кулаке. Пока я лихорадочно соображала, как ее укротить, в замке повернулся ключ.
