Терцев с Ветлугиным переглянулись. Они заметили на рукавах бойцов нашивки с этими буквами. Одеты солдаты были пестро: в основном, конечно, в германское обмундирование. Как правило, без знаков различия. Но встречались в большом количестве элементы советской военной формы и даже гражданской одежды. Все это выглядело весьма потрепанно и даже плачевно вперемешку с очень скудным снаряжением. Так что становилось понятно, почему внешний вид бежавших из плена не вызвал подозрений.
– Русская освободительная народная армия, – пояснил Цапа.
– Армия! – презрительно хмыкнул сержант.
– Бригада Бронислава Каминского, – последовало уточнение.
– Уже бригада! – фыркнул Ветлугин.
– Погоди, погоди, – сделал жест рукой Терцев. – Дальше, Вася.
Цаплин поведал, как на его родной Брянщине после прихода немцев для защиты населения от партизан была создана местная самооборона. Вскоре ее возглавил некий инженер из города Локоть Бронислав Каминский. С немецким командованием Каминскому удалось договориться о невмешательстве в дела так называемого Локотского самоуправления на условиях поддержания порядка собственными силами в тыловом районе 2-й германской танковой армии.
– Его поначалу поддерживали. Народу стало жить легче, – шмыгнул носом Васька.
– Ты говори, да не заговаривайся! – показал ему кулак Ветлугин. – Вся страна Отечественную войну с внешним врагом ведет…
– Тихо-тихо. А потом? – спросил внимательно слушавший Терцев.
– А потом понеслось, – махнул рукой Цаплин. – То каминцы режут партизан, то партизаны каминцев. И все грабят, жгут, расстреливают. Мы с Петькой в школе тогда учились…
При отступлении немцев друг Цаплина Петька Бажанов ушел с эвакуировавшимися вместе со своими семьями на территорию Белоруссии каминцами.
– Мне повестка в Красную армию, а дружок вот где отыскался, – подытожил Цаплин.
– Сволочуга у тебя дружок, Цапа, – сплюнул сквозь зубы Ветлугин.
– Он мой друг! – неожиданно резко дал отпор Васька. – Мы выросли вместе.
– Ага, – огрызнулся сержант и сделал кивок в сторону колонны у себя за спиной: – А это все отличные ребята с вашего двора!
– Найдутся и такие! – зло и упрямо проговорил Цапа. – Ты поживи между молотом и наковальней.
– Успокоились! – осадил их Терцев. – Всем досталось.
Пока что выходило, этот Петька Бажанов всех их спас, сам того не ведая…
Ветлугин с Цаплиным, тяжело дыша, смотрели в разные стороны. Капитан сжал зубы и молча играл желваками. Он всегда привык полагаться на боевое товарищество. Знал по опыту – только оно единственное действительно давало шанс уцелеть в боях и передрягах. Все остальное – пустая мишура трескучих слов. И как страшно – гораздо страшнее, чем идти под пули и снаряды, – становилось от того, что это товарищество готово было дать трещину при одном только появлении зловещего оскала внутреннего гражданского противостояния…
Выдохнув, Терцев произнес:
– Все – споры побоку. Думаем, как выпутываться. Для начала условимся, что и как мы говорим. И что не говорим.
Внимательно посмотрел на Цапу:
– Даже друзьям. Понял?
Васька утер нос и кивнул:
– Понял.
– Тогда так…
Стараясь не привлекать к себе внимания, пошептались коротко и быстро.
…Вторая остановка была в маленьком польском городке. Поставили танки и машины полукругом на площади перед костелом – все были как на ладони. Кругом ходили вооруженные каминцы. Снова осматривали технику. Отлучаться с площади запретили. Терцев заглянул только в полуподвальное помещение какой-то лавки, располагавшейся здесь же. В глаза бросился набор с тюбиками краски в деревянной коробочке. Такими рисуют художники. Капитану пришла в голову идея, как хотя бы косвенно подтвердить свою принадлежность к бронедивизиону, который они в глаза никогда не видали и из которого их якобы прислали на усиление сводной группы. Конечно, это вряд ли было бы весомым аргументом, но в их положении ничем не стоило пренебрегать. Быстро сходил к танку и вернулся с бутылкой коньяка.
Опешивший поляк в лавке долго не мог поверить, что ему предлагают отличный довоенный французский коньяк за коробочку с красками. А когда поверил, усердно кланялся и благодарил «пана».
Терцев понятия не имел, какие были приняты опознавательные знаки в подразделении, куда их занесли очередные превратности военной судьбы. Мелькнули смутные картины из воспоминаний детства времен Гражданской войны. Может, дневная стычка Цапы и Ветлугина натолкнула сейчас именно на них. Он был совсем маленьким, но именно в детстве лучше всего врезается в память все яркое и необычное. Те солдаты-кавалеристы до их деревни в Тамбовской губернии успели только дойти, постоять день и уйти обратно. Но всем мальчишкам запомнились их разноцветные гимнастерки, цветные погоны и фуражки, какие-то нашивки на рукавах. Тут вон тоже у всех нашивки. А что же было у тех солдат? Терцев даже прикрыл глаза, пытаясь вспомнить. А когда вспомнил, заскочил на машину с коробочкой красок. Под недоуменные взгляды товарищей быстро нарисовал на левой стороне башни три с двух сторон сходящиеся книзу под углом друг к другу полоски – внутри белую, затем синюю и красную. Получилось не очень ровно, но зато хорошо заметно.
– О! – воскликнул Цапа. – У нас такой флаг на городской управе висел.
– Значит, попали в цвет, – проговорил Ветлугин и понимающе кивнул Терцеву с одобрением.
11
После еще одной дозаправки, пройдя форсированным маршем по шоссе и миновав мост через широкую реку, поздней ночью колонна втянулась в предместья большого города. Где-то в центре раздавалась стрельба, иногда ухали разрывы ручных гранат. В темном августовском небе плясали отблески пожаров от горящих зданий. Впрочем, на городской окраине, где их разместили, было относительно спокойно. «Тридцатьчетверки» загнали под насыпь большого железнодорожного моста. Тут же разместили и машину снабжения. Экипажам было разрешено отдыхать до рассвета.
– Где мы? – крутил головой Цапа.
– Говорят, Варшава, – отозвался Ветлугин.
А потом со стоянки исчез Васька. Обеспокоенные Терцев с Ветлугиным, сменяя друг друга, весь остаток ночи дежурили по очереди в танке с заряженным орудием и пистолетами в руках. Цапа вернулся с первыми лучами солнца. Притащил с собой серую затасканную немецкую парку и как ни в чем не бывало принялся устраиваться спать на решетке моторного отделения. На него с шипением накинулся Ветлугин:
– Ты где шлялся?!
– К Бажану ходил, – по-школярски переделывая фамилию друга в прозвище, невозмутимо отозвался Цаплин.
Не успел Терцев сделать выговор бойцу за самовольное отсутствие, как сержант набросился на минометчика, хватая его за грудки:
– Говори, сдал нас?! Продал своих?!
