Да пошли вы!
Артур махнул рукой, бросил бычок и пошёл в сторону остановки, на ходу доставая вторую сигарету. Я хотел крикнуть ему, что по алгебре будет контрольная, на которой надо обязательно присутствовать, но промолчал.
Было непонятно, что делать, думать и говорить дальше, но на контрольную нужно было идти, поэтому я вернулся в школу.
Диана позвонила мне вечером, тихо, без особой надежды на хорошие новости спросила, как дела.
— Артур постарается сделать что-то, но сумма большая, так что не знаю, как быстро он её соберёт, — ответил я.
— М-м. А как он вообще отреагировал?
— Ну… расстроился немного…
— Немного?
— Ну, сильно расстроился. Диана, что ты хочешь от меня услышать? — меня начинал раздражать этот диалог.
— Ничего я не хочу услышать, просто мне интересно, как вы поговорили. А что, он продолжает с Верой встречаться?
— Я не знаю. Мы с ним не говорили на эту тему.
— Мы с ним тоже не говорили на эту тему, — передразнила меня Диана, — и вообще ни на какую тему не говорили, потому что мы вообще больше не разговариваем. Я думала, что он хоть позвонит мне после всего, но ему, видно, всё равно.
Я молчал, не зная, что тут можно сказать. Утешить её обещанием, что он непременно позвонит? Даже влюблённая и, возможно, беременная, Диана не поверила бы в это. А говорить очевидное было слишком жестоко.
— Ладно. Спасибо тебе, Артём. Ты настоящий друг, — очень серьёзно произнесла Диана и повесила трубку, собравшись, наверное, плакать.
В очередной раз я солгал без особой причины, но у меня не было сил объявить Диане, что ей придётся решать проблему самой. Я надеялся, что случится какое-нибудь чудо, и решил подождать до завтра. На следующий день Артур в школе не появился, так что мои подозрения по поводу денег подтвердились. Я сидел на уроках, как в тумане, ожидая, что он придёт, пусть даже в том же настроении, что и вчера, но сядет рядом со мной и тогда можно будет что-то делать. Ну, или ничего не делать и не говорить, а просто сидеть рядом и ждать, пока он сделает первый шаг.
Когда я пришёл домой и открыл почтовый ящик, куда давно уже никто не опускал ни газет, ни тем более писем, но который мы по привычке продолжали проверять, там лежал объёмный конверт с сорока тысячами рублей. Мы никогда после не обсуждали с Артуром эту историю, поэтому я так и не узнал, откуда он достал такую сумму за столь короткий срок. Я уверен, что его родители денег ему никогда бы не дали. Но, по правде говоря, я и не хотел знать историю их появления.
Я тут же позвонил Диане и сказал, что деньги у меня. Натянуто грустным голосом, в котором проскальзывала радость, она попросила меня поехать на анализы с ней, потому что «ей будет страшно одной». Мне это всё было любопытно, к тому же получалось, что я снова играл роль благородного друга, так что я не раздумывая согласился.
Диана выбрала клинику подальше от дома, чтобы не встретить знакомых. Я боялся, что она опять будет расспрашивать меня про Артура и Веру, но Диана не проявляла никакого желания говорить, поэтому всю дорогу мы молчали. За полчаса, что мы провели в вагоне метро, она выпила две больших бутылки колы, а когда я спросил её о причинах внезапной любви к газировке, она засмеявшись ответила: «Дурачок, перед УЗИ надо много пить, чтобы мочевой пузырь был полный. Но воду не хочется, вот я колу и купила».
Мы приехали. Это была новая коммерческая лаборатория, расположенная в здании старой бесплатной поликлиники. Со стороны было не понятно, что здесь находится на самом деле. Она была так же неуютна, бедна и грязна, как и все поликлиники, только на стенах висели новые, недавно напечатанные плакаты на тему материнства и ухода за младенцами. Мы сидели в очереди на старых стульях, покрытых потрёпанным дерматином.
Справа и слева от нас — ещё с десяток девушек и женщин разного возраста с бутылками лимонада в руках, которые, так же как и Диана, смотрели в пол, отхлёбывали из бутылок, то и дело поглядывая на дверь, ожидая, когда из неё выйдет очередная посетительница. Выходившие делились на два типа: одни покидали кабинет рывком и, по-деловому двигая бёдрами, шли к выходу, скрывая радость и желание побежать со всех ног. Другие медленно прикрывали за собой дверь, аккуратно придерживая её, и уходили, стараясь быть никем не замеченными. К этим, вторым, было приковано всеобщее внимание, хотя именно на них старались не смотреть. Почти все девушки пришли без сопровождения, только одна была с подругой. Я подумал, что, они, наверное, уверены, будто именно я — виновник появления здесь Дианы.
Меня эта мысль, впрочем, только позабавила.
Диана нервничала. Переживал ли я? Сложно сказать. Да, я смотрел на неё с участием, справлялся о самочувствии, вообще был готов всячески заботиться о ней. Но, сидя рядом и фиксируя боковым зрением, как она пьёт глоток за глотком колу, волнуется и смотрит перед собой, стараясь думать о чём-то другом, но никакие другие мысли явно не идут ей в голову, и только одна дилемма мучает её, заставляя раскладывать рго и сошха на чаши невидимых, но точных весов, — я размышлял о своём. Было ли мне дело до её беременности, возможного аборта или не аборта? До её любви к Артуру? Или не любви, а просто, как говорила мама, юношеской влюблённости, которую, впрочем, я до сих пор не мог отличить от любви.
Я честно старался чувствовать то, что должно. Но что было в моей голове и моём сердце на самом деле?
Наконец, из кабинета вышла очередная девушка, она осторожно отпустила дверь и засеменила к выходу, стараясь скрыться с глаз как можно скорее.
Диана встала и, не посмотрев на меня, вошла в кабинет. Я хотел ей что-нибудь сказать, но ничего путного не придумал. Что там говорят перед УЗИ? Ни пуха ни пера?
Через некоторое время дверь открылась и уже по тому, как она открылась: быстро, рывком, будто кто-то держал её с этой стороны и вдруг отпустил, я догадался о результатах анализов. Диана с трудом сдерживала улыбку и на мой вопрос «ну как?», заданный больше для вежливости, сделала большие глаза: «Ну не здесь же!»
Артур в школу так и не пришёл. Ни на следующий день, ни через день.
Сначала я ждал его: надо же было сообщить ему хорошие новости. Каждый раз, когда после начала урока открывалась дверь и опоздавший ученик осторожно протискивался в класс, я поднимал голову или оборачивался с надеждой увидеть своего друга. И на переменах я невольно занимал такую позицию, с которой просматривался коридор или выход на лестницу. Но Артур не появлялся. Я позвонил ему однажды вечером, но его мама крайне нелюбезно ответила, что Артура нет и неизвестно, когда будет. По её раздражённому голосу я не смог разобрать, то ли ей неприятно лгать, когда Артур на самом деле дома, то ли он действительно пропал, и она злится на него. Наконец, я решил, что мне абсолютно безразличны как его отсутствие, так и присутствие.
Моя жизнь без него не сильно менялась. Те же уроки, контрольные, домашние задания. Никто не делил со мной парту, так у меня снова стало много места. И не с кем было прогуливать уроки. Ну, это тоже к лучшему: в конце концов, хотя бы иногда надо ходить на физру, чтобы не получить пару в четверти. Всё равно в последнее время Артур проводил больше времени со своими подругами, чем со мной, так что эта потеря не была такой уж ощутимой. К тому же я не был уверен, как мы будем общаться после всего, что произошло. Может, Артур решит и вовсе со мной не разговаривать и будет демонстративно сидеть за другой партой. Придётся ходить в школу и «не замечать» своего бывшего друга. Или, может, он станет издеваться надо мной, отпускать в мой адрес обидные шутки? Или, что ещё хуже, смотреть на меня осуждающим взглядом, который предназначался у него для предателей и неверных друзей. Я был уверен, что такой взгляд у него есть в запасе. Лучше уж чтобы вовсе не было никакого Артура, чем Артур обвиняющий. Теперь я специально выбирал на переменах незаметные уголки и усилием воли заставлял себя не смотреть на опоздавших.
