Артур об этих разговорах не подозревал, но я боялся, что рано или поздно он узнает о них от самой Дианы и тогда, наверное, рассердится на меня — больше из-за того, что я держал всё в тайне, нежели из-за самих прогулок.
Сам он явно что-то скрывал. Несколько раз после того разговора с Дианой, когда выяснилось, что Артур солгал нам обоим, ситуация повторялась.
Более того, случалось, он даже прикрывался мной, говоря, что провёл полдня у меня дома, когда на самом деле я был всё это время один. Мне хватало изворотливости не привлекать к этому внимания Дианы, но я был зол на Артура за то, что у него есть от меня секреты. Хорош, тоже мне друг, ведёт тройную жизнь, поди разберись, что у него на уме. Самое неприятное — спросить его я ни о чём не мог из-за угрозы раскрыть наши тайные встречи с его девушкой.
Репетиции тем временем шли полным ходом. Музыкальная постановка «Ревизора» должна была удивить не только школу, но и РОНО. Мы сами написали слова к музыкальным номерам, придумав новые тексты к мотивам известных песен. Я пел в хоре, стоял в глубине сцены в массовке — в общем, был везде и нигде. Под конец спектакля мне нужно было исполнить короткую песню, которую затем подхватывал хор, на этом моё участие заканчивалось. Артур делал всё то же самое, только не пел. Вера подтрунивала над ним из-за его стеснительности: — Что, Артур, так и не хочешь спеть с нами? Да ты не бойся, на «Песню года» тебя никто не отправит.
Артур краснел и зло смотрел на учительницу, которую это ещё больше смешило, но на репетиции ходить не переставал.
Однажды, уже спустившись в раздевалку, я обнаружил пропажу одной из своих варежек. Я подумал, что она, наверное, выпала из рюкзака во время репетиции, и вернулся искать её. Актовый зал, обычно полный звуков, криков, смеха и музыки, был пуст и производил несколько зловещее впечатление. Тяжёлые портьеры на высоких окнах слабо колыхались от сквозняка, поднятый занавес ненадёжно повис в полумраке; пустые стулья и одинокий микрофон на сцене наводили уныние. Он казался ещё больше, чем был на самом деле, этот зал. Я осторожно ступал по старому паркету, который скрипел так, будто хотел сообщить всей школе о моём присутствии.
Я не помнил точно, где стоял мой рюкзак, и стал ходить между рядами.
Подойдя ближе к сцене, я услышал приглушённые голоса, показавшиеся мне знакомыми (впрочем, в школе все голоса кажутся знакомыми). За сценой была каморка, где было бы сложно репетировать школьному ансамблю, но здесь вполне могли поместиться несколько человек. Там стояла музыкальная аппаратура, было много непонятных выключателей, розеток и разъёмов, которыми никто никогда не пользовался. Именно в ней сейчас и находились двое, но пока было неясно, кто именно. Я постарался не скрипеть половицами — скорее, чтобы разобрать, о чём говорили в каморке, чем из страха быть пойманным.
Это были… Артур и Вера. Само по себе данное обстоятельство не казалось удивительным — мало ли почему учительница осталась с учеником после репетиции? Но интонации звучали очень странно. Казалось, Артур ругал Веру за что-то, а она пыталась оправдаться, хотя слов по-прежнему было не разобрать. Я подумал, что моя варежка лежит ближе к сцене, ведь я поднимался по ней, чтобы попрощаться с Артуром. Я подошёл к лестнице, прислонился к стене и стал осматриваться.
— Бля, Вера, хватит, может, меня перед всем классом опускать? «Песня го-о-ода»! Я ваще не хотел всей этой хуйнёй заниматься, чего тебе ещё от меня нужно?!
— Да ладно, Артурчик, перестань злиться, я же в шутку. Не хочешь петь, не надо.
— Не хочу. И не надо меня каждый раз прикалывать.
— Ну ладно, ладно, зайчик, перестань, никто над тобой не прикалывается.
— Отстань ты со своими зайчиками, — ответил Артур уже совсем спокойно и как-то нежно. Было слышно, что, несмотря на протест, его вполне устраивало быть зайчиком.
Варежки моей не было и здесь, к тому же диалог Веры и Артура явно подходил к концу. Я решил не дожидаться, когда они выйдут из своего укрытия, и быстро и бесшумно пошёл к выходу. Внизу я понял, что выронил и вторую варежку, но возвращаться за ней не стал.
Подойдя к дому, я решил, что не хочу подниматься в квартиру. Мне захотелось пройтись. Не целенаправленно идти куда-то, а просто быстро переставлять ноги, перемещаясь в пространстве. Мне не хотелось думать, но мысли всё равно лезли в голову, и казалось, если я буду идти достаточно быстро, это позволит мне убежать, скрыться от них.
Зачем, зачем, зачем, зачем! Зачем он всё это придумал и почему всё скрывал? Я понимаю, не надо было говорить Диане, чтобы её не расстроить, да. Но что за страсть к секретам? И как это вообще возможно? С учительницей. Её же могут из школы запросто уволить за это. И в тюрьму посадить. Или в тюрьму не могут? И что она выискала в нём? Почему она не найдёт себе нормального мужчину, за которого можно выйти замуж, родить детей и всё такое, почему надо обязательно с Артуром? Не думать об этом вообще, почему я об этом думаю? Просто идти, считать шаги. Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять… И почему никто ничего не сказал мне? Десять, одиннадцать, двенадцать… Я — полный идиот.
Пятнадцать, шестнадцать… Все эти задержки после репетиций, якобы, чтобы встретиться с Дианой. Двадцать один, двадцать три, чёрт, что там было, сбился. И я же ещё и был прикрытием для него. Это нечестно, нечестно по отношению ко мне. Я вообще не должен дружить с Артуром после этого, пусть разбирается сам со своими подругами. С меня хватит. Я столько лет был один, мне не привыкать. Дружба, от которой одни расстройства, мне не нужна.
Мои размышления прервал ударивший в спину снежок. Я раздражённо обернулся. Артур. Он смотрел на меня, широко улыбаясь: — Чел, я уже полчаса тебя ищу вокруг. Ты что, заблудился?
Я молчал, не зная, что ответить. Артур был последним, кого мне хотелось сейчас видеть. Я был зол и готов утонуть, захлебнуться в своём негодовании. Испепелить, измельчить, истоптать Артура, чтобы от него ничего не осталось. Но когда он был рядом и глядел на меня своим щенячьим взглядом, вся моя злость таяла, как тот самый первый снег.
— Ну, ты чего молчишь-то? Расстроился, что ли? Смотри, что я нашёл, — сказал Артур и протянул мне обе мои варежки, — одна валялась рядом со сценой, а потом я ещё чуть позже выхожу, смотрю, вторая тоже пришла, — и он засмеялся, довольный своей шуткой.
— Ладно ржать-то. Чего такой радостный?
— А чё мне расстраиваться-то, Тёмыч. У меня всё ништяк. Хуй стоит, жизнь кипит.
— Рад за тебя.
— Харэ пиздеть, ты-то чё мёртвый такой?
— Всё нормально, Артур. Всё ништяк, как ты говоришь. Спасибо за варежки, мне домой пора, — сделал я последнее усилие уйти.
— Э! Какой домой? Ты чё, Тёма, а я? — и Артур состроил мину, которая заставила-таки меня улыбнуться, — давай, парень, не парься, всё у нас с тобой будет охуенно.
Мы некоторое время шли, глядя под ноги и не произнося ни слова. Я решил, что не буду заводить разговор на интересующую меня тему, потому что…
