– А ты чего? – спросил его Сергеич. Здороваться они с детства не здоровались.
– Я чего? А мне чего? Я что, все это бросать должен? У меня погреб глубокий, там отсижусь, если надо!..
Такой вот оказалась первая весна войны. А теперь уже третья ее зима. Это ж почти три года, как они вдвоем с Пашкой жизнь в селе удерживают! Нельзя ведь село без жизни оставлять. Если все уйдут, то никто и не вернется! А так обязательно вернутся. Когда или дурь в Киеве закончится, или мины со снарядами.
7
Две ночи и два дня минули после снегопада. Сергеич во двор только за углем выходил. Снег под ногами хрустел теперь по-другому. Ноги мягко тонули в свежем снежном ковре – не очень-то и глубоком. Но вот что удивительным Сергеичу показалось: заметил он в некоторых местах в новом снегу проплешины, через которые старая корка наста выглядывала. Странно, что не намело хотя бы полметра! Ну так и метели не было. Снег просто падал, легко и непринужденно. А потом куда-то отходил, отлетал. Или низовой ветер, поземка, укатывал его куда-нибудь в сторону естественных преград, где он сугробом мог бы собраться. Только искать эти сугробы желания у Сергеича не возникло.
На буржуйке кипел чайник. Буржуйку, как газовую плиту, не выключишь. Поэтому пришлось чайнику вхолостую кипеть, пока Сергеич не снял его, перехватив горячую ручку старым кухонным полотенцем, чтобы не обжечься. Налил в кружку фаянсовую с логотипом «МТС» кипятка, порадовал кипяток щепоткой чаю. Поднял с пола на столешницу литровку меда.
«Можно было б Пашку позвать, – подумал, позевывая. А потом сам себе сказал: – И так хорошо! Не идти же за ним на другой край села!»
То, что «другой край села» отстоял от дома Сергеича ну, может, на метров триста-четыреста, дела не меняло.
Он еще свою первую кружку не допил, когда где-то недалеко взрыв прогремел. Стекла в окнах задрожали звонко, до рези в ушах.
– Вот мудаки! – вырвалось у пасечника с горечью. Спеша, поставил на стол кружку – чай расплескал, подбежал к ближнему окну. Проверил, – не пошли ли по нему трещины… Нет, уцелело.
Остальные окна осмотрел – тоже все целы. Задумался: а не пойти ли посмотреть, где бахнуло, и не соседский ли какой дом разворотило?
«Да ну его на хрен! Главное, что не мой!» – махнул Сергеич через минуту рукой и за стол вернулся.
Вот если б за первым взрывом второй прозвучал, тогда б другое дело. Тогда б он сразу в погреб, как три года назад, когда ни с того ни с сего стали на Малую Староградовку и ее окрестности мины и снаряды сыпаться!..
До раннего февральского вечера оставалось еще часа два. И это тоже удивляло. То, что снаряд на село днем при свете упал! Если б в темноте, тогда ясно – промахнулись. Но днем-то? Пьяные они, что ли, или скучно им в тишине? Да и кто они – эти «они»: те, что в Каруселино, или те, что между их селом и Ждановкой стоят?!
Разбавил Сергеич свои горькие мысли медом и полегчало ему. Долил в кружку кипятка. Усмехнулся, глядя на логотип. У него тоже «МТС» есть, в мобильнике. Иначе, конечно б, и кружки не было. Только мобильник мертвым грузом в ящике серванта лежит. Вместе с зарядным устройством. Вот вернется в село электрика, можно будет зарядить его и проверить, есть ли связь, или с ней то же самое, что с электрикой? А если и связь, и электрика вернутся, то другой вопрос встанет: кому звонить? Пашке? Так к нему, если надо, дешевле пешком пройти. Да и номера его у Сергеича нет. А чтобы жене бывшей, Виталине, позвонить, надо правильно и заранее слова для разговора подобрать, а еще лучше – записать на листочке, а потом с листочка прочитать, чтобы она трубку не бросила! Можно было бы позвонить да хотя бы делами дочурки поинтересоваться. А если разговор заладится, то и про жизнь в Виннице расспросить! Как же это так вышло, что ни разу он к своим теще и тестю не поехал, да и вообще, можно сказать, почти никуда за сорок девять лет жизни не ездил. Никуда, кроме Горловки, Енакиево, Донецка да еще трех-четырех десятков шахтерских городков и поселков, куда его до присвоения инвалидности в командировки посылали. Должность у него была важная – инспектор по технике безопасности. В некоторых шахтах он по двадцать, а то и больше раз бывал. Надышался их безопасностью так, что в сорок два пенсионером-инвалидом стал. Силикоз – штука серьезная. А то, что много его среди всех, кто под землей работает и работал, делает его чем-то на грипп похожим. Кашляют себе люди, да и все!
И тут в дверь кулаком ударили.
Вздрогнул Сергеич, и сразу над своим испугом посмеялся: кто тут кроме Пашки появиться может?
Открыл дверь – перед собой мертвенно-бледную и горечью переполненную Пашкину физиономию и увидел.
– Неужто твой дом? – перепугался.
– У Красюка полдома и сарай снесло! – сообщил дрожащим голосом «враг детства».
– Хм, – сочувственно промычал Сергеич, приглашая гостя внутрь.
Усадил за стол, налил чаю, ложку ему дал, чтобы в меде себе гость не отказывал.
Сергеич понимал Пашкин испуг. Красюки через дом от него жили. То есть уж если там бабахнуло, то остался Пашка без окон! Это точно!
– Я, Серый, у тебя сегодня переночую? Хорошо? – поднял гость глаза на хозяина дома.
– Ночуй! А что там, и по тебе попало?
– Стекла, – выдохнул Пашка. – Все! Мне повезло – один осколок возле лица пролетел и в буфет встрял! Я как раз ужинал, картошку с салом наминал.
Пашка неожиданно замолк и осторожно в глаза Сергеичу заглянул. И понял Сергеич причину этой паузы – проговорился гость, что с едой у него все в порядке. А ведь совсем недавно жаловался, что есть нечего! Улыбнулся Сергеич мысленно. Ему сейчас все равно было жалко своего «врага детства» – холодный дом, на дворе градусов двенадцать мороза, если сутки дом без окон простоит, потом три дня согревать придется!
– Хорошо, – кивнул он. – Переночуешь, но надо же стекла вставить, а то вообще ко мне переедешь!
– А где я сейчас их возьму? – удивился Пашка.
– Недалекий ты человек, – незлобно вымолвил пчеловод. – Думать ленишься! Когда у человека сердце отказывает, его или хоронят, или срочно донора ищут! Что, газет никогда не читал?
– Ты это к чему? – В голосе гостя прозвучали нотки подозрения. – Какого донора?
– Ладно, инструмент у меня есть, – размышлял теперь вслух Сергеич, – давай теперь подумаем, чей дом у нас целый стоит, но хозяев уже нет?
Пашка обрадовался тому, что мысли Сергеича понял.
– Животкина Клава! Она ж еще до войны умерла! – вспомнил он, но тут же энтузиазм в его глазах затух. – Только у нее хата старая и окна в ней маленькие. Надо, чтоб большие были! Может, Арзамяна дом подойдет?
– А он что, умер? – насторожился Сергеич.
– Ну, не знаю, – замялся Пашка. – Уехал – это точно. Вроде в Ростов! Он ведь не русский, да и не украинский тоже! Армянин!
– Ну и что? Жил тут, значит наш! Думай дальше! А то вернется, как я ему в глаза смотреть буду?
