Перевернув кровать, здоровяк исполосовал ножом матрас, вышвырнул из гардероба одежду, вытряхнул на пол содержимое письменного стола, отодрал от стены панель кондиционера, опрокинул урну и, опорожнив ящики шкафа, раскурочил все, что, по его мнению, в этом нуждалось. Работал он профессионально, с огоньком.
Вслед за гостиной и спальней, Верзила принялся за кухню. Мы с Коротышкой перешли в гостиную, перевернули обратно диван с развороченной спинкой и, примостившись на нем бок о бок, стали смотреть, как моя кухня превращается в преисподнюю. Слава богу, хоть сиденье дивана почти полностью уцелело. Диван был дорогой, качественный, сидеть на нем – одно удовольствие; мне удалось купить его по дешевке у приятеля-фотографа. В свое время приятель снимал классное рекламное фото, но доработался до нервного срыва, бросил столичную карьеру и осел в глухом городишке где-то под Нагано, перед самым отъездом продав мне за бесценок диван из своего офиса. Я искренне переживал за его расшатанную психику, но приобрести такой диван было большой удачей. И теперь я пробовал радоваться тому, что хотя бы диван не придется покупать заново.
Я сидел на его правой половине с банкой пива в руках, а Коротышка – на левой, закинув ногу на ногу и опираясь о подлокотник. Несмотря на страшный грохот, никто из соседей не звонил в мою дверь и не спрашивал, что происходит. Почти все жильцы на моем этаже – одинокие холостяки, и обычным будним днем здесь просто никого не бывает. Неужели мои визитеры об этом знали – и именно потому резвятся на полную катушку? Похоже на то. Парни только выглядели дикарями, но каждый свой шаг рассчитывали до миллиметра.
Время от времени Коротышка поглядывал на «ролекс», проверяя, укладывается ли работа в намеченный срок, а Верзила методично, без лишних движений продолжал выводить из строя все до последней мелочи в моей квартире. Пожелай я здесь что-нибудь спрятать – бесполезно. От их внимания не ускользнул бы и карандаш. Но в том-то и дело: они с самого начала ничего не искали. Просто ломали и все.
Зачем?
Чтобы кто-нибудь третий подумал, будто искали.
Кто этот третий?
Плюнув на всякие попытки разобраться, я допил пиво и поставил банку на обломки журнального столика. Верзила, распахнув кухонный шкаф, перебил об пол сначала стаканы, потом тарелки. Отправил туда же чайник, кофейник, следом – банки с солью, сахаром и мукой. И аккуратно рассыпал по всей кухне рис.
Та же участь постигла продукты из холодильника. Дюжина замороженных креветок, говяжье филе, несколько порций мороженого, пачка сливочного масла высшего качества, шмат красной икры длиною с локоть, банка домашнего томатного соуса – все расплющилось о линолеум с тяжким уханьем метеоритного дождя по асфальту.
Затем Верзила поднял холодильник над головой – и жахнул об пол распахнутой дверцей книзу. Контакты замкнуло, из радиатора брызнули мелкие искры. От одной мысли, что придется объяснять электрику причину поломки холодильника, у меня заболела голова.
Все закончилась так же внезапно, как и началась. Безо всяких «да, кстати», «а вот еще» или «забыл кое-что» – вакханалия прекратилось в одну секунду, и квартира погрузилась в вязкую тишину. Верзила перестал свистеть и замер на пороге гостиной, уставившись на меня невидящими глазами. Сколько времени ему потребовалось, чтобы разгромить мое жилище, точно сказать не могу. Больше пятнадцати минут, меньше получаса. Но судя по удовлетворению, с которым Коротышка взирал на свой «ролекс», это время отвечало норме. К среднестатистическому времени, необходимому для разгрома обычной двухкомнатной квартиры. От часов и минут в марафоне до длины туалетной бумаги, отматываемой за раз, – этот мир просто битком набит нормальными среднестатистическими показателями.
– Кажется, с уборкой придется повозиться, – предположил Коротышка.
– Да уж, – согласился я. – Денег, опять же, потрачу...
– Деньги тут ни при чем. Это война. Будешь деньги считать – войну не выиграешь.
– Это не моя война.
– Чья война – неважно, как и чьи деньги. Война есть война. Сдавайся, приятель. Руки вверх.
Коротышка вынул из кармана белоснежный платок, приложил ко рту и пару-тройку раз кашлянул. Затем изучил платок и сунул обратно в карман. Хотя это всего лишь мой предрассудок, я никогда не верю мужчинам с носовыми платками. Во мне вообще полным-полно предрассудков подобного рода. Поэтому люди обычно меня сторонятся. И чем дальше сторонятся, тем больше у меня предрассудков.
– После того, как мы уйдем, сюда прибегут людишки Системы. Скажи им, что мы заходили. И разворотили тебе всю квартиру, пытаясь что-то найти. И спрашивали у тебя: «Где череп?» Но ты ни о каком черепе не слыхал. Понял, нет? Чего не знал – не сказал, чего не имел – не отдал. Даже под пыткой. Поэтому мы ушли с пустыми руками.
– Под пыткой? – не понял я.
– Подозревать они тебя не станут. Они же не знают, что ты спускался к Профессору в лабораторию. На сегодняшний день это знаем только мы. Поэтому вреда тебе не причинят. Ты – первоклассный конвертор, тебе поверят. Решат, что мы – Фабрика, и закопошатся. Все просчитано.
– Минуточку, – не унимался я. – О какой пытке речь?
– Потом объясню как следует, – ответил Коротышка.
– А что если меня заставят сказать всю правду?
– Если ты это сделаешь, – прищурился Коротышка, – они сотрут тебя в порошок. Это не ложь, не угроза. Так и будет. Сам прикинь: не сообщив Системе, ты спускался к Профессору и делал для него запрещенный шаффлинг. Уже одного этого достаточно, чтобы ты из проблем до конца жизни не выпутался; но ты еще и позволил Профессору использовать себя в экспериментах. Думаешь, это сойдет тебе с рук? Да ты просто не представляешь, в какой заднице оказался. Посмотри на себя. Ты стоишь на перилах моста на одной ноге. Думай хорошенько, в какую сторону падать. Свалишься не туда, покалечишься – никто за тебя и гроша ломаного не даст.
Мы взглянули друг на друга с двух концов одного дивана.
– У меня вопрос, – сказал я. – Предположим, я помогу вам и совру Системе. Но какая мне от этого выгода? Ведь я прежде всего – конвертор Системы, а о вас вообще ничего не знаю. Зачем же мне врать своей организации и сотрудничать с кем попало?
– Это просто, – ответил Коротышка. – Мы знаем твою ситуацию, но оставляем тебя в живых. Система пока не знает твоей ситуации, но если узнает – тебе конец. Значит, на нас делать ставку гораздо разумнее. Очень просто, не так ли?
– Но рано или поздно Система тоже все разнюхает. Уж не знаю, о какой ситуации вы говорите, но не может не разнюхать. Слишком мощная организация, и очень неглупые люди ею управляют.
– Наверное, – согласился он. – Однако до тех пор у нас есть немного времени. Повезет – и тебе, и нам удастся решить свои проблемы. Вот он, твой выбор. Если какой-то шанс хоть на один процент выше других – пробуй его. Как в шахматах. Тебе ставят шах – ты убегаешь. А пока убегаешь – противник, возможно, допустит ошибку. Ведь от ошибок не застрахован никто, даже самые сильные игроки... Итак!
