И правильно, что не мог представить… Потому что это было сущей ложью.
Ах, как мучительно хотелось Марине, чтобы он бросился к ней, схватил в объятия, восклицая, что не перенес бы ее смерти, что во всем раскаивается, что слепо верил Джессике, а теперь понял, как жестоко был обманут!.. Нет, конечно, ждать этакого от Десмонда – все равно что требовать от солнца, чтобы оно поменялось местами с луной.
Слезы так близко подступили к глазам, что Марина принуждена была резко вскинуть голову, чтобы они не хлынули через край. Вот позорище было бы! Она ведь уже плакала перед Десмондом – не довольно ли с него?
С нее, во всяком случае, довольно!
Алан в эту минуту завозился, закряхтел, страдальчески поглядывая на Флору. Желание малыша было совершенно ясно, и Флора, которая до сего момента находилась в состоянии онемения и оцепенения, очнулась, встряхнулась и принялась выбираться из телеги.
Марина ринулась за ней с таким видом, будто непременно хочет помочь. Не хотелось оставаться одной с мужчинами. Чего доброго, следующей на очереди у дознавателя-Десмонда будет она сама.
Нет никакой надобности ей возвращаться к телеге. Наоборот – ей ни в коем случае не следует туда возвращаться! Ей нужно как можно скорее вернуться в замок, собраться – и исчезнуть оттуда. Чем скорей, тем лучше. Исчезнуть из жизни Десмонда!
Разбилось что-то в Марининой душе – вдребезги разбилось. Наверное, это было сердце, потому что на его месте она сейчас ощущала лишь холод и пустоту. Ну что ж, хоть в этом они теперь сравнялись с Десмондом: у него-то сердца небось отродясь не было!
Марина сделала шаг и другой в глубь леса, пытаясь вспомнить, возле какого дерева оставила своего гнедого, как вдруг обмерла, почуяв спиной чей-то пристальный, немигающий взгляд.
Оглянулась, холодея, готовая закричать при виде нового врага – и ноги у нее едва не подкосились от несказанного, почти невыносимого облегчения: на нее косился вороной конь.
Вороной! Это конь Десмонда. Как бишь его? Блэкки, что ли? Начисто выбилось из головы. А ну как он с норовом? Назовешь его чужим именем, а он ка-ак заржет с обиды! Нет уж, лучше не рисковать.
Она почмокала губами, от души жалея, что нет в кармане ничего, чем задобрить этого богом посланного конька: ни яблочка, ни хлебушка, ни осколочка сахарку. Впрочем, конь не отпрянывал, не ржал, не дергался, а вполне дружелюбно начал прихватывать теплыми губами рукав ее платья, когда Марина расхрабрилась настолько, чтобы его погладить. И он не выразил ни малейшего неудовольствия, когда она осторожно поставила ногу в стремя, а потом, в очередной раз помянув недобрым словом тяжесть своих юбок, взгромоздилась в седло. Дернула поводья, и конь, почуяв твердую руку, послушно пошел в глубь леса, огибая овраг, к дороге.
Она ожидала окрика, испуганного вопля Флоры, даже погони, но с каждым шагом ощущала все большую уверенность, что ее безумное предприятие удалось. Сгущались сумерки, и они скрывали ее с каждым мгновением все надежнее. Решившись, наконец, оглянуться, Марина наткнулась взглядом на непроницаемую синевато-серую стену позади – и вздохнула с облегчением.
Теперь Десмонду нипочем ее не догнать. На всякий случай она не пожалела минуты, чтобы отыскать своего гнедого и, отвязав его от дерева, повести за собой в поводу. Теперь у Десмонда, Джаспера и Флоры с Аланом на всех осталась одна та заморенная клячонка, на которой Флора столь неудачно пыталась удариться в бега. Может быть, она и довезет всю компанию до деревни, но не раньше, чем к полуночи. Так что у Марины никаких помех, чтобы добраться до замка, забрать кое-какие вещи, которые она сможет продать, чтобы оплатить дорогу, – и убраться восвояси. Десмонд вместе с нарядами щедро накупил ей хорошеньких безделушек, может быть, и не имеющих баснословной цены, однако же достаточно дорогих, чтобы собрать за них сумму не самую маленькую. И ежели он все это ей подарил, стало быть, она вправе и продать подаренное. Надо полагать, он не сочтет это воровством. Впрочем, когда Десмонд обнаружит ее бегство, будет уже поздно!
Огорчится он? Или порадуется?
Не в силах думать об этом, Марина, наконец, дала волю слезам – своим последним слезам о Десмонде.
Глава XXIX
Обитель смерти
Ветки тревожно перестукивались над головой, словно пугая, а может, пытаясь предупредить о чем-то. В полях выл и стонал ветер; река потемнела, ревела зверем, бешено била темной волной в берега. Небо наливалось ночью и непогодою.
Вечерний ветер донес до Марины запах дыма, и она встрепенулась, остро захотелось есть. У нее с полудня маковой росинки во рту не было! Сейчас уже глубокая ночь, едва ли она дозовется кого-то из слуг, чтобы подали ужин. Придется, пожалуй, самой пойти на кухню и попытаться там что-нибудь отыскать.
Боже! Она ведь напрочь забыла о своем положении преступницы! Ни разу не вспомнила, что, едва она ступит на порог замка, ее могут снова посадить под замок или схватить – и отправить прямиком в приказную избу или как это здесь называется? Пусть Хьюго и Линкс признались в преступлениях, но это было где? В лесу, и люди, слышавшие эти позорные, хвастливые признания, тоже остались в лесу. Обелить Марину в замке некому, ибо она старательно позаботилась о том, чтобы Десмонд не скоро сюда попал.
Темная громада, увенчанная двумя башнями, смутно проступила на фоне мутных туч, затянувших небо, и Марина вдруг почувствовала острейшее желание очутиться как можно дальше отсюда.
«Ничего. Через час меня уже здесь не будет», – пыталась уговорить себя Марина, однако, против воли, против разума, страх леденил ее душу и сковывал ноги, принуждая минуту за минутой стоять, вцепившись в серый гранитный столб ворот.
Наконец она решилась. Хлопнув Блэкки по крупу – тот радостно зарысил в конюшню, – она привязала гнедого у ворот и шепотом пообещала, что завтра же поутру у него будет вволю и зерна, и отдыха, а вот ночью еще придется потрудиться. Ночь покровительствует беглым, а кто еще теперь Марина, как не жалкая беглянка: она бежит от несовершенных злодейств, от мрачного Маккол-кастла… от себя, в конце концов.
Набравшись храбрости, она, наконец, ступила во двор, напряженно вглядываясь в два-три светящихся окошка и пытаясь определить, кто это еще не спит. В башне виднелся свет. Джаспер никак не мог засветить огонь, значит, Джессика еще в замке, но пока она сидит в своей комнате, угрозы от нее никакой.
Марина крадучись вошла в дом. На кухне повезло не слишком: пошарив, она нашла только немного неубранного хлеба да сыру, но и за это стоило благодарить рассеянных кухарок. Хватило и поесть, и с собой прихватить два добрых ломтя. Марина поискала, во что налить воды, но под руку попался только малый жбанчик. Ладно, спасибо и на том.
Теперь со всеми этими богатствами следовало добраться до своей комнаты.
А вдруг там поставлена стража? А вдруг там до сих пор валяется Саймонс?
Марина задрожала и почувствовала сильнейшую охоту ринуться прочь теперь же – но снова мысль о морском путешествии, за которое придется платить деньгами, отрезвила ее и заставила выйти из теплой кухни в пронизанный сквозняками коридор.
