Он не помнил, как вошел в квартиру, открыв дверь теперь уже своим ключом. Прислушался. Было тихо. Стараясь не шуметь, очень осторожно приблизился к комнате, дверь в которую была приоткрыта, и заглянул туда. Маленькая комната со стареньким (с раскрытым ртом) пианино, узкой кроватью и платяным шкафом. Нет, это не спальня любовников. Возможно, это просто пустующая комната хозяев.
Сергей прошел на кухню — чисто прибрано, ни тебе чашки, ни рюмок. Ничего, что свидетельствовало бы о том, что любовники весело проводят время. Ни апельсиновых шкурок на столе, ни грязных чашек с кофейной гущей или пустой бутылки из-под шампанского, ни коробки из-под конфет или обертки шоколада.
И вдруг он услышал ее голос. Голос своей жены. Он доносился из дальней комнаты, куда он пока еще не решился войти.
Но не уходить же!
— …ты должен простить меня… Да, я все понимаю, вела себя отвратительно, дала тебе повод, словом, поступила нехорошо. Думала, что у нас с тобой все получится, понимаешь? Не злись, тебе это не идет… Что? Что ты сказал? Нет, я не издеваюсь. Нет-нет, я не буду пить. Ты не обижайся, но вино кислое… Нет-нет, не наливай… Ну не смотри на меня так… Прошу тебя.
Он, ее любовник, тоже говорил, но так тихо, что Сергей ничего не мог разобрать. И о том, что именно он произносит, можно было только догадываться по ее ответам.
— …не знаю… Он хороший, любит меня, думаю, что и я тоже люблю его. Просто наши отношения зашли в тупик. Вот такая банальная фраза. Что? Не любишь банальных фраз? А что ты любишь? Что, не слышу. А… понятно. Когда я раздеваюсь. Это пошло. Или для тебя это нормально? Для вас, для мужчин? — Она хрипло рассмеялась.
Какая нехорошая, порочная хрипотца. Он никогда не слышал, чтобы она разговаривала вот так. Ее голос всегда был чистым, мягким. Откуда в ней это?
Сергей стоял, прислонившись к стене, и, задрав голову к темному от пыли и паутины потолку, слушал голос своей жены-оборотня. Он недоумевал, не понимал, как можно было ему быть таким слепым и бесчувственным, чтобы не осознавать, как она страдает. Вероятно, ей чего-то не хватало, возможно, близких отношений, ради которых она и решилась на эти свидания с человеком, которого не любила. А то, что она не любила этого Мишу, было ясно. Когда женщина любит, она не рассуждает, раздеться ли ей или нет, она просто раздевается инстинктивно, это нормально. Когда же не любит, то ведет такие вот идиотские разговоры.
— Ой, нет, прошу тебя… Не надо… прошу тебя. Оставайся на месте. Да, согласилась, и что? Давай просто посидим. Открой сок. Какой? Апельсиновый? Не хочу. Ты же знаешь. Я люблю черносмородиновый. Ладно, не обращай на меня внимания. Мне просто хочется побыть одной. Что? Я хотела сказать… Господи, да я уже и не знаю, что говорить. Ну не получилось у нас. Я уже попросила у тебя прощения…
Сергей подумал, что если записать ее монолог, то могла бы получиться очень откровенная пьеса. Неплохая пьеса о любви. Или наоборот — о нелюбви.
Он не знал, что ему делать. Может, другой муж, оказавшись на его месте, давно бы уже распахнул дверь и одним уже своим появлением вызвал в них ужас, разрыв сердца, страх и желание оправдаться. Но он слишком хорошо знал свою жену, чтобы просчитать ситуацию на несколько ходов вперед. Их будет не так много. Первый — она уйдет. Второй — точно уйдет. Третий — уйдет навсегда. И вряд ли станет оправдываться. Больше того, упрекнет его в том, что он следил за ней, что каким-то образом проник в квартиру, значит, раздобыл ключи, готовился к этой акции.
И он же останется еще и виноватым. Хотя, возможно, она и попросит у него прощения, но только потом, независимо от того, простит он ее или нет, она все равно уйдет, а он не хочет ее отпускать.
Он не мог принять то, что для других было очевидным — его жизнь рушилась, вот прямо сейчас, в этот момент. Даже когда Вероника рассказывала ему о Рите, он не верил, да и не доверял этой дурочке, но вот сейчас, когда он стоял под дверями спальни, где находилась его жена, которая пусть сейчас и сидит перед своим любовником одетая, но прежде точно раздевалась перед ним, он понял, что прежних отношений с женой у него быть не может. Даже если он сейчас возьмет и уйдет, убежит, вернется домой и будет поджидать ее, словно ничего и не было, все равно когда-нибудь да и признается в том, что знает о ней все. Упрекнет. А может случиться, что она сама спровоцирует ссору, выскажет ему все, что у нее наболело, признается ему в том, что у нее любовник, и уйдет от него.
Он, может, стоял бы и дальше, прислушиваясь к убийственным фразам, доносящимся из комнаты, если бы не произошло нечто, что заставило его забиться в самый темный угол передней, где, по счастью, обнаружилась встроенная деревянная ниша в стене, куда он почти провалился, прикрыв за собой дверцу.
Входная дверь открылась, ему было хорошо все видно, и в переднюю ворвался высокий мужчина в темном длинном пальто. За ним вошла статная, закутанная в серебристые меха дама.
Мужчина вломился, иначе и не скажешь, в комнату с пианино и вдруг закричал:
— Ее и здесь нет, Клара! Она снова исчезла! Она просто смерти моей хочет!!! То она попадает под машину и получает сотрясение мозга, и у нее появляются галлюцинации, связанные с каким-то там убийством…
— Игорь, это не галлюцинации, и ей действительно угрожала опасность, — тихим голосом, но весьма убедительным тоном возразила ему дама. — Я не понимаю, с чего ты вообще взял, будто бы ей все это привиделось. Вот тебе было бы приятно, если бы тебе сказали, будто бы тебе привиделся труп этого механика?
Сергей, слушая их, оторопел. Куда он вляпался? Кто эти люди? А что, если в комнате, звуки из которой он впитывал всем сердцем, находится вовсе и не Рита, может, он принял за нее другую женщину и это у него самые что ни на есть настоящие галлюцинации?!
И тут дверь так называемой спальни открылась и он увидел свою жену, Риту, вполне себе одетую и обутую (почему-то эта деталь сразу как-то успокоила его, ведь она была в своих белых сапогах, а не в домашних тапочках, как это могло бы быть, обитай она здесь в качестве хозяйки-любовницы со всем своим женским скарбом, начиная от домашних тапочек и белья и заканчивая гигиеническими тампонами).
— О! Кого я вижу?! А вот и вы! — чуть ли не набросился на нее мужчина, вовремя притормозив прямо перед ее носом. — А я уж и не чаял вас здесь застать.
— В чем дело? — невозмутимо спросила Рита, и Сергей был потрясен тем, какой чужой она показалась ему в тот момент. Она вела себя действительно как хозяйка этой квартиры, куда вломились чужие люди. Вела себя спокойно и с достоинством. А что, если все-таки это не она, а ее сестра-близнец? — Почему вы кричите на меня?
— Девушка, вы уж извините его, он весь на нервах, — вступилась за него дама в мехах. Голос у нее был необычайной окраски, перламутровый, кремовый. Да и сама она выглядела, как случайно попавшая в переплет звезда. — Это мой брат, Игорь Николаевич Светлов, известный пианист.
— Ах да, ну конечно… Я узнала вас, — обратилась к мужчине Рита, щупая свою голову, словно проверяя, на месте ли она. Возможно, у нее разболелась голова. — Вы, наверное, Танечку ищете?
