– Осима-сан сказал, ты в зал ездил? – поинтересовалась Саэки-сан, поднимая на меня глаза.
– Ездил, – признался я.
– И что ты там делаешь? Какие упражнения?
– На тренажерах. Еще штангу поднимаю, гантели…
– А еще?
Я пожал плечами.
– Спорт одиночек.
Я кивнул.
– Хочешь сильнее стать?
– Слабаку не выжить. Особенно в моем случае.
– Потому что ты один.
– Мне помощи ждать не от кого. Во всяком случае, до сих пор мне никто не помогал. Поэтому остается надеяться только на себя. А для этого надо быть сильным. Как одинокая ворона. Поэтому и имя я себе такое придумал – Кафка. Кафка по-чешски – «ворона».
– Хм… Значит, ты ворона? – удивилась Саэки-сан.
– Да, – сказал я.
– Да, – сказал парень по прозвищу Ворона.
– Но ведь нельзя все время так жить. Думать, что ты такой сильный, и стеной от всех отгородиться. На всякую силу найдется другая – еще сильнее. Таков закон.
– Потому что сила превращается в мораль.
– Ты ужасно сообразительный, – улыбнулась она.
– Знаете, какая сила мне нужна? Не та, когда кто кого. Прятаться от чужой силы за стену я тоже не хочу. Мне нужно устоять перед ней. Перед несправедливостью, невезением, печалью, непониманием.
– Наверное, такую силу иметь – труднее всего.
– Я знаю.
Ее улыбка стала шире.
– Ты, похоже, все знаешь.
Я покачал головой:
– Нет, не все. Мне всего пятнадцать лет, и я так много не знаю. Даже того, чего должен. Например, о вас ничего не знаю.
Саэки-сан подняла чашку, сделала глоток.
– Вообще-то тебе и не надо ничего обо мне знать. Я имею в виду, что нет во мне ничего такого, о чем ты должен узнать.
– Вы еще не забыли мою теорию?
– Конечно, – сказала она. – Но ведь это твоя теория, не моя. Я за нее не отвечаю. Разве нет?
– Согласен. Тот, кто выдвинул теорию, и должен ее доказывать, – согласился я. – В связи с этим у меня вопрос.
– Какой?
– Вы когда-то написали и издали книжку о людях, пострадавших от молнии. Так?
– Да.
– А сейчас ее можно где-нибудь достать?
Саэки-сан покачала головой:
– Тираж небольшой был, и больше она не переиздавалась. Так что в магазинах ее скорее всего не найти. Даже у меня ни одного экземпляра не осталось. Я уже говорила тебе: в книжке собраны беседы с такими людьми, а это, в общем-то, никому не интересно.
– А почему тогда вас это заинтересовало?
– В самом деле, почему? Может, в этом был какой-то символический смысл. Или просто захотелось занять себя чем-то, поставить перед собой цель, голове и ногам работу дать. Сейчас уже не помню, что меня подтолкнуло, – так, пришло вдруг в голову, и начала. Стала писать, хотя в деньгах тогда особо не нуждалась, и время свободное было, и в принципе могла делать, что хотела. Работа меня очень увлекла. Я встречалась с разными людьми, слышала разные истории. Если бы не эта работа, я, быть может, совсем оторвалась бы от реальности, замкнулась в себе.
– Мой отец в молодости подрабатывал в гольф-клубе – клюшки подносил, – и во время грозы в него угодила молния. Он чудом выжил, а человек с ним рядом погиб.
– Много случаев, когда молния попадала в людей на полях для гольфа. Места открытые, ровные, укрыться там почти негде. Молнии часто туда залетают. Фамилия твоего отца Тамура?
– Да. Наверное, ему столько же лет, сколько вам. Примерно.
Саэки-сан покачала головой:
– Нет, такой фамилии не помню. Среди тех, кого я опрашивала, не было никакого Тамуры.
Я молчал.
– Это же часть твоей теории. Что я писала эту книжку, познакомилась с твоим отцом, и родился ты.
– Да.
– Значит, говорить не о чем. Не было такого факта. Так что теория твоя не сходится.
– А вот и нет, – возразил я.
– Это почему же?
– Потому что я вашим словам не верю.
– Но почему?
– Вот вы тут же сказали, что человека с фамилией Тамура не было. Сказали, не подумав. Ведь это было двадцать с лишним лет назад. Вы столько людей опрашивали. Разве можно так сразу вспомнить, был среди них Тамура или нет?
Покачав головой, Саэки-сан отпила еще кофе. На лице ее мелькнула совсем бледная улыбка.
– Тамура-кун, я… – начала она и смолкла, подбирая слова. Я ждал. – Я заметила, что вокруг меня что-то меняется, – сказала Саэки-сан.
– Что же?
– Трудно сказать. Но я чувствую. Воздух, звуки, свет, движения тела, течение времени… Все становится не таким, как было. Изменения едва заметны, но они накапливаются постепенно и будто сливаются в общий поток.
Саэки-сан взяла свой черный «монблан», посмотрела на него, аккуратно положила на место и взглянула мне прямо в глаза.
– И то, что между нами произошло в твоей комнате прошлой ночью, скорее всего тоже к этому относится. Правильно мы поступили или нет – я не знаю. Но я тогда решила для себя, что гадать смысла нет и подумала: раз попали в поток, пусть несет. Куда вынесет – туда и вынесет.
– Можно я скажу, что о вас думаю?
– Да, конечно.
– Мне кажется, вы хотите заполнить потерянное время.
– Может быть, – ответила она, немного подумав. – Но почему ты так считаешь?
– А я делаю то же самое.
– Заполняешь потерянное время?
– Да. Начиная с детства, у меня так много всего отняли. Много важного. И сейчас надо вернуть хотя бы кое-что.
– Чтобы жить дальше?
Я кивнул:
– Это необходимо. Человеку требуется место, куда можно вернуться. Сейчас мы еще можем успеть. И я, и вы.
Саэки-сан зажмурилась, положила руки на стол, переплела пальцы. Потом с обреченным видом открыла глаза и спросила:
– Кто же ты такой? И почему ты все знаешь?
Кто я такой? Вы должны это знать, Саэки-сан, говоришь ты. Я – «Кафка на пляже». Я – ваш любовник, и я – ваш сын. Парень по прозвищу Ворона. Нам не будет свободы. Обоим. Нас закрутил мощный вихрь. Иногда мы оказываемся по ту сторону времени. Где-то ударила молния и угодила в нас. Беззвучная, невидимая молния.
В ту ночь вы снова любили друг друга. Ты слышишь, как заполняется пустота внутри этой женщины. Так же тихо осыпается в лунном свете мелкий песок на берегу моря.
Ты задерживаешь дыхание и прислушиваешься к этим звукам. Теория… Так – не так. Так – не так. Вдох-пауза-выдох. Вдох-пауза-выдох. В голове, словно живая желеобразная масса, не смолкая, пульсирует Принц. Всходит луна, начинается прилив. Морская вода устремляется по руслу реки вверх. Нервно раскачиваются ветви кизила под окном. Ты прижимаешь ее к себе, и она прячет лицо у тебя на груди. Ты чувствуешь на голой коже ее дыхание. Она проводит рукой по каждой твоей жилке, каждой мышце, потом ласково, с исцеляющей нежностью, облизывает налившийся кровью член. Ты еще раз извергаешься у нее во рту, и она выпивает твое семя, как драгоценный напиток. Касаешься губами вагины, пробуешь языком ее тело. Становишься кем-то другим, чем-то другим. Переносишься куда-то.
