Быструю и надежную переправу можно было осуществить только через приспособленные для этого природные объекты, «перевозы», но их на Оке по состоянию на конец XVI–XVII вв. было всего два, и ближайший к Коломне, уже упоминавшийся «Сенькин перевоз», находился выше по реке, в районе Серпухова. Нет сомнений, что и в предыдущие века этот «перевоз», стратегическое значение которого было огромно, находился под неусыпным вниманием московских властей.
Существовали и иные способы летнего форсирования реки. Переправиться нападавшие, разумеется, могли бы в любом месте, одолев Оку вплавь или с помощью каких – то подручных средств, в том числе и непосредственно в районе Коломны, как это сделали татары в 1451 и 1455 гг. Но в обоих случаях речь никак не шла об «изгоне», более того, такая переправа явно требовала определенного времени, и московские войска успевали подтянуться к местам, где нападающие «перевезошася», оказав им, во втором случае, вооруженное сопротивление непосредственно на берегу
[220]. А при попытке хана Ахмата в 1472 г. форсировать Оку значительно выше «перевоза», под Алексином, где брода не было («вринушася в реку вси (татары. – А. Л.) хотящеи переити на нашу сторону»), атакующие были отбиты стрельбой из луков, так и не достигнув левого берега
[221]. Так что шансов на успех у немногочисленного отряда рязанцев, пожелай Олег Иванович напасть на Коломну в летнее время, практически не было.
Иная ситуация складывалась зимой. Пересечь Оку можно было по льду в любом необходимом месте. Однако нет никаких сомнений в том, что коломенский гарнизон внимательно наблюдал за ситуацией на правом берегу. Важно отметить, что дата захвата рязанцами Коломны, 25 марта, совпадает с началом ледохода на Верхней Оке, обычно приходящимся на рубеж марта-апреля
[222]. Вспомним, кстати, что по времени года рязанская атака близка дате Ледового побоища 1242 г., 5 апреля, когда подтаявший весенний лед Чудского озера сыграл важную стратегическую роль в победе новгородцев.
Разумеется, точное время начала ледохода в 1385 г. нам неизвестно, но праздник Благовещения, по русскому календарю начало весны
[223], явно было выбран как дата нападения с определенным расчетом. Переправа по непрочному ледяному покрову или в первый день ледохода для тяжеловооруженных всадников была рискованным делом. Скорее всего, с ослаблением или вскрытием льда наблюдение из Коломны за правым берегом Оки было ослаблено, если не отменено, чем и воспользовались рязанцы во главе с князем Олегом Ивановичем.
В практике ведения военных действий на Руси известны удачные операции по захвату городов, осуществлявшиеся «изгоном» крайне немногочисленными отрядами. Так, в 1410 г. воевода нижегородского князя Даниила Борисовича Семен Карамышев ухитрился, «приидоша лесом… безвестно» «изгоном» захватить один из самых укрепленных и больших городов Руси, Владимир на Клязьме, располагая при этом всего тремя сотнями конных нижегородцев и татар
[224]. Еще более скромными силами, «вмале 90 или во 100 человекъ», пытаясь пленить Дмитрия Шемяку, бояре московского и тверского князей в Рождественскую ночь 1446 г. захватили Москву
[225].
Владимирский «изгон» 1410 г. увенчался успехом еще и потому, что, как отмечает летопись, городские укрепления в этот момент то ли ремонтировались, то ли строились заново
[226]. В каком состоянии находились деревянные стены Коломны после сожжения города Тохтамышем всего тремя годами ранее рязанского «изгона», неизвестно. Возможно, нападавшие воспользовались какими-то прорехами в фортификационных сооружениях города. Совершенно очевидно, тем не менее, что времени для строительства новых или исправления прежних стен у коломничей в течение этих трех лет было достаточно. Известно, что сопоставимые масштабами с Коломной деревянные укрепления Владимира в 1492 г. «срубиша… въ два месяца»
[227], а «град на Туле древян» в исходе первого десятилетия XVI в. «поставили» «с нуля» всего за год
[228]. Так что если стены Коломны к исходу марта 1385 г. еще не были приведены в порядок, это лишний раз подтверждает, что нападения, в том числе рязанского, никто не ожидал.
Летописный рассказ не содержит известий о том, что происходило в Коломне после взятия города, отмечается только «многая корысть» взятая победителями и захваченные пленные, московский наместник Александр Андреевич Остей «с прочими бояры» и «лучшими людми». Сосредоточение в Коломне верхушки великокняжеского двора именно в это время, за неделю до Пасхи, тоже вряд ли было случайностью и, безусловно, учитывалось нападавшими, равно как и ситуация с состоянием льда на Оке, в качестве важнейшего фактора при выборе даты «изгона».
Родной брат знаменитого Ф. А. Свибло, коломенский наместник А. А. Остей действительно принадлежал к узкому кругу ближних бояр великого князя московского
[229]. Что же касается «прочих бояр», плененных в Коломне, то, судя по конструкции летописной фразы, это были «думцы» Дмитрия Ивановича, в иерархическом отношении «сидевшие» в великокняжеской думе ниже А. А. Остея. Согласно второй духовной грамоте великого князя московского (1389), таковых было четверо, включая брата наместника, боярина Ф. А. Свибло
[230]. И если это так, то во время нападения на Коломну 25 марта 1385 г. в рязанский плен попали как минимум трое бояр великого князя московского, коломенский наместник и еще двое, если не больше, «думцев» («прочие бояры»), судьбой которых должен был озаботиться Дмитрий Иванович.
