«Оживляя компанию, Ричард, будь очень осторожен. Ведь проблемы, с которыми люди к тебе приходят, им вовсе не кажутся забавными шутками, если, конечно, они не успели еще далеко уйти в духовном развитии, а те, кто уже ушел достаточно далеко, знают, что они сами себе Мессии. Тебе даются ответы, так что потрудись произнести их вслух. Попробуй только побаловаться с этим „Понятия не имею“, и увидишь, сколько секунд толпе потребуется, чтобы поджарить такого шутника на костре».
Я гордо выпятил грудь. "Страждущий, ты пришел ко мне за ответом, так внемли: Золотое Правило неприменимо. Что, если бы ты встретил мазохиста, воздающего окружающим то, что ему хотелось бы получить от них? Или человека, почитающего Бога-Крокодила, мечтающего лишь о высочайшей чести быть брошенным ему на съедение? Даже тот самый Добрый Самаритянин, с которого все и пошло… С чего он взял, что человек, лежащий на обочине, хотел, чтобы его раны омыли и залечили? А может, преодолением этого испытания он хотел излечиться духовно? Лежал себе в пыли и тихо наслаждался".
Мне казалось, что я говорю очень убедительно.
"Даже если изменить формулировку Правила на: «Делай другим то, что они хотят получить», мы ничего не добьемся — ведь мы знаем только то, что от окружающих хотим получить мы. На самом деле Правило значит: «Поступай со встречным так, как ты сам хочешь с ним поступить» — и мы должны применять его с чистой совестью. Тогда тебе не придется стегать мазохиста его кнутом просто от того, что он об этом мечтает. И совсем ни к чему прикармливать крокодилов их почитателями".
Я посмотрел на Шимоду. «Слишком многословно?»
«Как всегда. Ричард, ты растеряешь девяносто процентов своих слушателей, если не научишься говорить кратко».
«А что плохого в том, чтобы потерять девяносто процентов моих слушателей?» — спросил я в ответ. «Что плохого, если я потеряю всех моих слушателей? Я знаю то, что я знаю, и говорю то, что говорю. А если это плохо, ну что ж, ничего не поделаешь. Полет на биплане обойдется вам в три доллара наличными».
«А знаешь…» Шимода встал, стряхивая солому с джинсов.
«Что?» — недовольно спросил я.
«Ты только что сдал выпускной экзамен. Ну и как тебе — быть Мастером?»
«Разочарование и безысходность».
Он посмотрел на меня с неуловимой улыбкой. «К этому привыкаешь».
Очень легко проверить, окончена ли твоя миссия на Земле: Если ты жив — она продолжается.
16
Можно здорово устать, пока обойдешь магазин скобяных изделий, кажется, что полки тянутся и тянутся, исчезая в бесконечности.
В Хэйворде, я отправился в подобное рискованное путешествие в поисках гаек, болтов и шайб для хвостового костыля моего «Флита». Пока я рыскал в полумраке, Шимода терпеливо разглядывал товары — ведь ему-то, уж конечно, в этом магазине покупать было нечего. Вся экономика может рухнуть, подумал я, если все, подобно ему, будут сами из воздуха и мыслеформ создавать то, что им надо.
В конце концов я нашел желанные болты и отправился с ними к прилавку, где играла тихая музыка. «Зеленые рукава» — я полюбил эту старинную песню еще в детстве и всегда слушаю ее с удовольствием. Сейчас звуки лютни лились из спрятанных динамиков. Странно слышать ее в городке с населением в четыреста человек.
Еще удивительнее было то, что никаких динамиков там не было. Хозяин магазина сидел за прилавком, откинувшись на своем стуле, и слушал, как мессия играл на дешевой шестиструнной гитаре, взятой с одной из полок. Музыка звучала просто прекрасно, я, заплатив причитающиеся за болты 73 цента, тихонько стоял, зачарованный мелодией. Может быть, все дело в том, что струны дешевого инструмента чуть-чуть дребезжали, но, казалось, что она доносится из далекой средневековой Англии, укрытой туманами.
«Дональд, как здорово! Я не знал, что ты умеешь играть на гитаре!»
«Ты не знал? Значит ты думаешь, что, если бы Иисусу Христу дали гитару, он бы сказал: „Я не умею на ней играть?“ Мог ли он так сказать?»
Шимода положил гитару на место и вышел со мной на улицу, залитую солнцем. «Или ты думаешь, что найдется хоть один Мастер, достойный своей ауры, который не понял бы человека, заговорившего с ним по-русски или по-персидски? Или что Мастер не может разобрать трактор или, скажем, управлять самолетом, если захочет?»
«Так ты действительно все это умеешь?»
«И ты тоже. Просто я знаю, что я знаю все».
«И я могу играть на гитаре так же как и ты?»
«Нет, у тебя будет свой стиль, не похожий на мой».
«Но как мне это сделать?» Я вовсе не собирался со всех ног бежать покупать гитару, просто мне было любопытно.
"Лишь убери то, что тебя сдерживает, откажись от своей веры в то, что ты не умеешь играть. Возьмись за нее, как будто это часть твоей жизни, что на самом деле так и есть, в одной из твоих других жизней. Знай, что ты прекрасно можешь на ней играть, и пусть твое бессознательное "Я" завладеет пальцами и начнет играть".
Я что-то читал об этом — обучение под гипнозом, когда гипнотизер говорит людям, что они — певцы и живописны, и они поют и рисуют, как настоящие таланты. «Мне трудно, Дон, забыть то, что я не умею играть на гитаре».
«Тогда тебе будет трудно на ней играть. Потребуются годы учебы, прежде чем ты позволишь себе заиграть, прежде чем твое сознание скажет тебе, что ты достаточно намучался и уже заслужил наконец право играть хорошо».
«А почему же я быстро научился летать на самолете? Считается, что это очень сложно, но я схватывал все на лету».
«А ты хотел летать?»
"Больше всего на свете. Ничего другого просто не существовало. Я смотрел из кабины вниз на облака, на дым, поднимающийся по утрам из печных труб прямо в небо, и я видел… А-а, я тебя понял. Ты хочешь сказать: «К гитаре тебя так сильно не тянуло».
«К гитаре тебя так сильно не тянуло».
«Дон, у меня засосало под ложечкой, и это говорит о том, что именно так ты и выучился летать. Ты просто однажды сел в „Трэвэл Эйр“ и полетел. Никогда не сидел в самолете до тех пор».
«Надо же, до чего ты догадлив».
«И ты не сдавал летных экзаменов? Подожди. Да у тебя и полетной книжки нет. Обычной полетной книжки с разрешением».
Он странно посмотрел на меня, едва заметно улыбаясь, будто я поспорил, что у него нет книжки, а он знал, что она у него есть.
«Ты говоришь о бумажке? Такое разрешение?»
«Да, бумажка».
Он не полез в карман и не достал бумажник. Он просто раскрыл правую ладонь, и на ней лежала полетная книжка, как будто он носил ее, ожидая, когда же я про нее спрошу. Она была совершенно новой, даже не сложенной пополам, и я подумал, что еще десять секунд назад ее вообще не существовало.
