– Ой, нет же, па! – беззаботно рассмеялась она, и от этого смеха охранники недоумевающе переглянулись. – Там мама у дверей. Она сказала, что если я через две минуты не вернусь, то она начнёт нервничать. Две минуты прошло?
– Судя по тому, что мордовороты ещё живы, нет, – решил я.
Парни в камуфляже нервно сглотнули. Правильно.
Если они профессионалы, то спинным мозгом должны понимать: что-то идёт не так, раз эта странная девочка так удивительно спокойна, когда, по идее, должна рыдать в голос. Тем более что там наверху на её стройную маму тоже наверняка направлен не один ствол. Я имею в виду оружейный, а то мало ли кому чего подумается.
– Две минуты прошло, свидание закончено, давай на выход, мелкая!
– Не груби моей дочери, – очень тихо потребовал я. Не попросил, прошу я иначе.
– Ой, да заткнись ты уже, дядя! – сорвался один. – Тебе мало навтыкали при аресте? Можем повторить.
Мне почему-то вспомнилась одна дурацкая наклейка на машинах, особенно актуальная в день Девятого мая. Нет, я не против разумного патриотизма и гордости за Отечество. Я как раз «за»! Просто это «можем повторить» на купленных иномарках звучит как-то чрезмерно двойственно.
Ты можешь повторить такой же «мерседес» или «ниссан»? Да ни фига! «Лада-седан, баклажан…» – вот то, что ты можешь повторить. И то как припев, не более.
– Ваше время вышло, – громко объявил второй, возможно немножко более умный, чем первый. Впрочем, ему это вряд ли поможет.
Потому что, сколько я знаю свою бывшую супругу, вышло не наше, а ваше время. Смерть чрезвычайно пунктуальна – секундой раньше, секундой позже, для неё имеет значение. Лёгкий стук каблучков над нашими головами возвестил о том, что у Хель кончилось терпение.
– Па, я сниму с тебя наручники?
– Не сметь! – опомнились охранники, хватаясь за оружие.
– Искренне рекомендую вам лечь носом вниз и притвориться мёртвыми, – честно предложил я. – Сейчас сюда войдёт Смерть. Это не фигуральное выражение, это банальная реальность. Усвойте уже.
– Сюда нельзя! Мы будем стрелять!
Не усвоили. Более того, когда моя бывшая жена ровным шагом спустилась по ступенькам в подвал, они реально взяли её на прицел.
– Дочь моя, если ты твёрдо решила забрать отсюда отца, делай то, зачем пришла. Горе тому, кто посмеет тебе помешать.
Хель с каким-то извращённым наслаждением провела ладонями по лицу, словно умываясь – разорванная плоть слезла, как резиновая маска, открывая жёлто-белые кости черепа в пятнах крови и слизи. Малоприятное зрелище, честно говоря…
Естественно, у парней сдали нервы, они заорали благим матом и разрядили в неё по полной обойме. Пули проходили сквозь тело Хель, дырявя противоположную стену, но не причиняя вреда ни моей жене, ни даже её одежде. Не спрашивайте, я не смогу этого объяснить.
– Па, а разве можно стрелять в маму?
– В принципе да, – закашлявшись от резкого запаха пороха, кивнул я. – Можно даже ядерную бомбу в неё кинуть. Но ты же понимаешь, что Смерть всё равно нельзя убить. А вот разозлить – это, надо признать, запросто.
– Уймитесь, смертные!
Одного движения белых надбровных дуг бывшей богини хватило, чтобы оба охранника рухнули в длительную кому там же, где и стояли, не успев даже выпустить пистолеты из рук. А я ведь предупреждал: оружия против Смерти нет.
И нет хотя бы потому, что любое оружие ставит своей конечной целью физическое уничтожение противника. Военные хотят убить Смерть? Пчёлы против мёда, рок-певцы против наркотиков, Галкин против Пугачёвой, как-то так, да? Ну и результат налицо.
– Муж мой!
– Хель, я не виноват. Просто так получилось, тяжёлый день.
– Теперь мне вечно придётся вытаскивать тебя из всех проблем в обоих мирах? – Она вновь вернула себе лицо, в её глазах не было гнева, скорее удивление. – Почему ты позволяешь так обращаться с собой и нашей дочерью?
– Ма, не начинай…
– Дочь моя, я имею право хотя бы спросить?
– Ох, – только и успел тихо выдохнуть я, потому что лезть в эти чисто женские проблемы мне явно не стоило.
Во-первых, потому что они и сами разберутся, во-вторых, потому что я, драккар мне в задницу, до сих пор стою прикованный к этой дурацкой трубе! А моя милая золотоволосая крошка успешно забыла, для чего она сюда пришла. Пришлось напомнить.
– Прошу прощения, что вклиниваюсь в ваш разговор. Но если мне не изменяет память, то слово отца в древнем мире значило очень и очень многое.
– Папуль?
– Ок. Если короче, то не соблаговолишь ли ты разомкнуть эти наручники?!
– Гореть им в аду, дьявольским отродьям! – одновременно ответили мама и дочка.
– И моего Капитана тоже освободи. Тебе не сложно, а он пожилой человек.
– Какого северного, мне разве жалко? – искренне удивилась моя послушная дочь, на раз-два разрывая мои наручники и на три-четыре освобождая моего Капитана.
Я прекрасно отдавал себе отчёт в том, что, если бы не сегодняшний случайный визит Хель к нам домой, вряд ли бы всё это кончилось так быстро и в нашу пользу. Когда она в лиричном женском образе нордической красавицы, её редко кто вообще способен воспринимать всерьёз, хотя лично она всегда серьёзна со всеми!
Смерть не умеет шутить, прикидываться, язвить или изображать из себя то, чем она не является по сути. Чёрное – белое, правда – ложь, вдох – выдох, да – нет… вот её закон. Если бы мне предложили назвать самую честную богиню, то на вершине мирового пантеона однозначно стояла бы Смерть. Даже Иисус Христос не мог миновать её на пути к Небесному Царству.
Без жизни нет смерти, без смерти не бывает жизни. Я не знаю, каким удивительным образом эти два факта взаимослились меж собой. Начало – конец – начало. В любой религии мира мы не умираем насовсем. Но только Хель знает правду.
– Ну что, на выход? – вытряхивая из головы пустую философию, предложил я.
В том смысле, что это и было единственно оптимальное решение в данных обстоятельствах. Все переглянулись и дружно кивнули.
– Мы с Капитаном вперёд, дамы за нами! И ещё… ох, милая… – Я беспомощно похлопал себя по карманам. – Тут твой Метью просил письмо передать, но, кажется, у меня его отобрали…
– Ну, па, так нечестно! – чуть не заплакала моя девочка. – А что там было?
– Откуда мне знать, я не читаю чужих писем.
– Надо было прочитать!
– Не поучай отца своего, – вмешалась моя жена. – Уверена, что мальчик писал тебе о вечной любви. Все мужчины пишут об этом, пока живы. Но живут недолго.
Хельга страдальчески закатила глаза. Что ж, теперь она будет обижаться ещё и на маму? В конце концов, кто виноват в том, что на меня напали, куда-то увезли, естественно обыскав и забрав всё, что могло показаться интересным. Форс-мажор. В конце концов, я не «Почта России», ответственность за утерю корреспонденции не несу…
